Ирина Митрофанова - Фуга. Горсть вишневых косточек

Холод быстро пробирал, Регина поежилась. Они с Сашкой чуть отстали от прочих. Она окинула взглядом каштан:

– У вашего дерева есть особая красота, – она задумчиво наклонила голову. – Оно обаятельно, словно старик, который ещё не утратил жажды жизни.

– Очень кстати ты напомнила, что каштан пора спилить.

– Нет-нет, – Регина взяла Сашку под руку, – я хочу нарисовать его. Такая тяга к существованию, такая отвага не должны пропасть. Я постараюсь отобразить на холсте контраст меж сухим потрескавшимся стволом и последней живой веткой. Это символ бесстрашия и надежды!

Сашка пожал плечами:

– Все равно из каштана уже не выйдет ничего путного, он готов.

Он прекрасен в своём стремлении.

– Крайне сомнительное представление о красоте, – усмехнулся Сашка.

– Сейчас не важно, что ты об этом думаешь, главное, не приближался к каштану, пока я не нарисую его.

– Тогда приносит краски завтра.

– Саша! – Регина устало закатила глаза, – Нужно подождать, пока не распустятся листья, иначе это просто сухая коряга.

– Его истинная ипостась.

– Ты зловредный…

Сашка заспешил:

– Сделаю все, что ты хочешь!

Покуда добрались до ворот, все продрогли, поэтому Волдановичи быстро попрощались и направились к дому. Иоанн проводил их взглядом, пока Сашка запирал висячий замок боковых ворот.

– Это ужасное дерево пугает прихожан, – Иоанн заложил руки за спину и смотрел на каштан со странным прищуром, – Как давно я прошу тебя избавиться от него, Александр? С прошлого лета. А ты не чешешься.

– Не переживай, отец, скоро ему крышка.

Под размашистый шаг Иоанна, они скоро вернулись к крыльцу. Уже на ступенях к дому отец настороженно остановился:

– Ты слышишь? – он поднял вверх палец, Сашка навострился, – Прислушался. Стоны и треск, похожий на рычание … Будто умирающая птица бьётся в лапах хищника, – дерево трещало на ветру. – Это каштан, он молит о пощаде. Он просит топора.

– Ох, отец, нельзя ли обойтись без драмы?

Кирилл вернулся в дом раньше остальных. Он снял со стены икону Божьей Матери и принялся долго, пристально её рассматривать. Лика убирала со стола в это время. Она старалась двигаться бесшумно, чтоб не привлечь внимание диакона, потому что сама украдкой поглядывала на него. Лика силилась разгадать, что же в Кирилле такого, что мгновенно делает его отвратным. Ответ не являлся. Она осторожно осмотрела его худощавую фигуру, волосы, забранные в тугой хвост, который спускался ниже плеч и вился на концах. Невзначай, она бросала взгляды и на его лицо. На нем виделся интерес -диакон был полностью поглощен иконой. Он медленно водил взглядом по полотну, часто и подолгу останавливался на какой-нибудь детали, порой водил по тяжёлой рамке кончиками пальцев. Что же было в нем? Лика не могла разуметь. Лицо грызуна? Выражение? Жиденькие усы? Усики явно ни к месту. Нет, не отдельная деталь создавала впечатление, а весь диакон целиком, он испускал энергию гидры или рептилии – гибкий, вкрадчивый, всего за один вечер влюбил в себя Иоанна. Лика мотнула головой, чтоб отогнать глупые мысли. В сущности, она ничего не знала об этом человеке, так что выводы исходили из пустых предубеждений. Ей стало совестно, что судит о Кирилле несправедливо. Она тихонько подошла и через его плечо тоже взглянула на полотно.

– Неопалимая купина, старинная вещь.

Кирилл вздрогнул. Икона выскользнула у него из рук и ударилась об пол. Тотчас с сухим треском лопнула рамка – белая расщелина расползлась от угла к середине, порвав замысловатый узор багета. Диакон охнул и застыл.

– Прости, не хотела тебя пугать, думала, ты слышишь, что я иду, – Лика поспешила поднять икону. – Её можно заклеить, – без тени уверенности сказала она, глядя на волокнистую трещину. – Главное, стянуть покрепче, тогда ни следа не останется.

Они стали разглядывать рамку. Казалось, Кирилл вообще не дышал. Он побледнел, застыл, в Лике шевельнулась жалость.

– Всё обойдется, мы отыщем новый багет, даже лучше прежнего. В подвале у нас таких навалом.

– Батюшка мне не простит, – севшим голосом пробормотал Кирилл. На миг Лика испугалась, что он разрыдается.

– Нет, ну что ты! Отец мягкий человек и ты ему нравишься. К тому же – это всего лишь рамка, сама икона цела.

– О, икона бесподобна, – Кирилл благоговейно провел по ней пальцами, – Работа кропотливая и тонкая, а само полотно узора будто тканное, хоть и написано кистью. Как старательно прорисованы лица святых. Неопалимая купина…