Ирина Митрофанова - Фуга. Горсть вишневых косточек

– Кажется, та самая травница, – подтвердила Марина. Богдан снова остановил изображение на крупном плане женщины и Марина охнула, – Вообще-то никто в нашем классе не относится серьезно к этой девочке, всем известно, что она любит приврать – такого навыдумывает, только держись! – Марина поглядела на Богдана, он казался потерянным, поникшим. – Нет, Богдан, не думаю…

– Мы должны пойти в лес, – заявил Андрей, – Сегодня же пойдем и все узнаем. Думаю, мы сможем найти избушку травницы в лесу, если она продает чаи, то к ней должна вести тропинка.

– И в репортаже описано место, где она живет, – добавила Марина.

Богдан рассеянно пожал плечами.

– Ну же, Богдан, – настаивал Андрей, – лучше сразу выяснить как есть, чем мучится в раздумьях. Я же знаю, тебя не отпустит эта травница, ты станешь размышлять и день и ночь – вон, сегодня вскочил до рассвета.

– Именно, раз ты поднял нас в такую рань, то хотя бы прислушайся. – добавила Марина.

– Верно, стоит идти, – Богдан в нервах вскочил со стула, – Я все равно пойду туда рано или поздно, так лучше сразу, чтоб не успело наболеть. Идемте, немедленно!

– Нет, – Марина настойчиво качнула головой, мальчишки уставились на нее в недоумении. Она пояснила: – После завтрака.

Разумно. Андрей снова забрался в постель, погреться пол одеялом. Настала благословенная тишина. Андрей прикрыл глаза в надежде еще хоть немного побаловать себя негой легкой дремы и, уже ускользая в теплый мир морфея вдруг дернулся, как от пощечины. Похороны! Резкое воспоминание пронзило тело разрядом тока, в горле встал ком. Нужно дать отцу ответ сегодня. Ведь завтра уже ехать. Точнее, сделать все, что угодно, чтобы не ехать. Вчера во время ужина с Волдановичами Андрей видел, какие взгляды посылал ему отец – долгие, испытующие, властные. Почему бы не съездить – это лишь похороны? Мертвого человека закопают под землю. Больного, буйно-сумасшедшего, что отдал богу душу и из гроба распаляет скверну своего душевного расстройства на оставшихся в живых. Влажная, заразная могила съест его да и дело с концом… Пока что он далеко, а во время похорон окажется рядом, Андрей увидит его лицо и по гроб жизни оно будет стоять перед ним, будто выжженное на сетчатке. Кровь почует родственную близость, вопьет в себя безумие, покинувшее мертвеца, и никакая груда земли не сможет отделить их с дядюшкой друг от друг отныне и во веки веков. Андрей знал, что если он очутится вблизи покойника, присущая ему болезненная чувствительность не позволит расстаться с призраком дяди, впредь, он будет следовать за Андреем, подобно тени или даже проникнет внутрь уродливым сиамским близнецом. Раз так, он готов простить, готов расцеловать землю, где ступал покойный, готов возносить ежедневные молитвы за упокой его души, но не ехать к нему, не видеть этого человека близ себя. Пусть он достаточно пролежит в земле, чтоб дух его уже не смог пробиться через крышку гроба. Такую чертовщину отцу не расскажешь.

– Я не хочу ехать, Богдан, – жалобно простонал Андрей, – Я его не видел, я его не знаю, а пока не знаю, его как будто нет.

– А я не хочу идти в лес.

– Выключи это,– посоветовал Андрей. Богдан повиновался, выключил компьютер, чтоб на него больше не глазела травница своими бледными, бесцветными глазами.

Снова стояло ненастье. Пронырливый ледяной ветер хлестал по щекам вереницами колких снежинок. На рыхлой грязи дорог снег тут же таял, добавляя воды, но вот по полям он мок и колко блестел, как отсыревшая соль или стелился мятым, затасканным резкими ветрами, ковром в ожидании лучей запоздалого, безразличного к этому апрелю солнца. Кто-то топил печь. В воздух проник терпкий дымок – вместе с влажной землёй и стужей пахло почти осенью. У восточной части города тихая река встречались с весенним лесным ручьем и давала излучину. Старинная улица на окраине кончалась крепким домиком за долго до ее берега и лишь невзрачная тропинка вилась дальше сквозь луг к мосту. Это был путь на тот берег для редких охотников или любителей мрачных прогулок вроде старика Лодочника. Ведь по ту сторону реки был дремучий лес. Лес глухой, заросший, непролазный – ломтик необузданной природы с ядовитыми травами, душащим кустарником, ветвистой колючей порослью, старинными соснами, хищными птицами, кабанами, пушистыми рысями, шумными толстыми глухарями, пугливыми зайцами, медведями и травницей. Никто не ходил туда просто так. Вековой узловатый дуб рос аккурат у края луга и считался границей городка на востоке. Ребята гуськом проскользнули под его широкими ветвями, направляясь к реке. Богдан огляделся – кое-где стала пробиваться зелень, но в большинстве своем мерзлая земля только начала отходить и пока щедро разрождалась лишь грязью. На ум приходили болота, цапли, кочки и брусника. Вдалеке заунывно прокричала иволга.