Он взял баян и какой ни на есть был из него игрок, мягко пригнулся к холодному перламутру, теперь дотрагивался к нему разгоряченной щекой.
Что ни город, то норов, — шептал Сашка три дня спустя, орудуя топором на веселом пригорке, взятом первой желтоватой травкой. По речке Сур, присоединившись к еще одному члену бригады, двадцативосьмилетнему Вадиму Гладуну, привез Сашка березовых шестов две вязанки и взялся сооружать скамейки.
Признаться, взялся он за это без всякой большой идеи — просто не мог сидеть без дела. Все это время у него была под рукой работа: переколол уйму Клавкиных дров, наносил в дом две бочки воды, отремонтировал умывальник, привел в порядок сортир, поправил крышу… И вот Гладун, медлительный, с виду флегматичный и равнодушный мужик пригласил его прошвырнуться к зачинающейся неподалеку тайге: «Ты ведь еще не видал здешних мест. Это — хорошо-о!» Сашка выпросил у Метляева веревку, поехал не только все поглядеть праздно, а и срубить пару лесин, чтобы соорудить хотя бы рядом с домом скамеечку.
Когда он возвратился и сделал эту скамеечку, ему захотелось из оставшихся нарубленных жердей сотворить скамеечку на бугорочке, бугорочек этот выпирался над селом. Чё сидеть-то на траве, когда можно, как маршалу, закинув руки, посидеть и подумать?
Он старательно прилаживал палочка к палочке, чурочка к чурочке, обходясь без гвоздей, как его предки — умелые белодеревщики. Он знал многое: затесывал шипом конец бревна, соединял с таким же концом другого бревна и связывал их в венец — это, чтобы бросали окурки в такой колодец; он мог рубить в лапу, рубить в угол, и потому скамейка вырисовывалась здесь, на подтаившем бугорочке, отменная. Местность была приметная красиво, одним словом, внизу, в ложбиночке стояли две карликовые елочки, лапы их были еще покрыты снегом, ничего, отойдут от снега, будешь глядеть на зеленое деревце и наслаждаться. Метляев все такой же праздничный и нахальный, прийдя поглядеть на Сашкину работу, сказал со значением:
— Живописный ландшафт. — И после молчания спросил: — Как думаешь, когда мы двинем к этой лагуне?
— Ты что имеешь в виду?
— Ну к месту, где заготавливать дровишки… Лагуна ведь залив, старательно стал пояснять. — А нам бы тоже в прибрежье где-нибудь. Чтобы далеко не таскать потом к воде.
— Ты моряк, что ли?
— Какой тебе еще моряк! Просто изучаю…
— А-а! — весело ответил Сашка. — Вам-то видней. — Он выдавливал ямку в мерзлой земле, чтобы пока вчерне попробовать приладить самую толстую жердь. — В прошлом году-то вы, говорят, после осеннего ледохода только и управились ехать.
— Пропьянствовали, упустили деньгу.
— Смотрю, и в этот раз не свежие ходят.
— Лежмя лежать надоело. Ты бы спросил Клавку.
— А что Клавка, знает, что ли?
— Она все тут знает. — Метляев помолчал. — Баба, конешно, лапочка. Такую бы одну лапочку с собой в эту лагуну. — Метляев захихикал.
— Что, со своей-то живешь, видать, не больно?
— Как тебе сказать? — Метляев стал впервые доверчивым и простым. Я… В общем дело тут деликатное… Ты севера еще толком не раскусил… Поживешь — посмотришь. Что же, так вот все просто? Надо здесь побыть не даром, а, как говорят, за деньги. Все понюхать самому, все испытать!
— Значит, не шибко? — опять засмеялся Сашка, он уже вдолбал ножку скамейки в мерзлую, посиневшую на солнце землю.
— А ты чё смеешься-то? — Метляев вызверился. — Пристроился и смеешься? Не больно и радуйся! Лапанная твоя баба вдоль и поперек. Не первый сорт! Хоть, скажу без зависти, денежная, все равно — непервозданна. От того и проигрывает!
Сашка спокойно отложил топор, вынул из кармана комбинезона сигаретку и, раскуривая ее, пристально глядел на Метляева.
— Чё глядишь? Чё? Испугаюсь, что ли? — Метляев юлил глазами.
Сашка ничего не ответил. Крупный, красивый, с большими ногами и тугими, налитыми здоровьем руками, он поглядел еще раз на Метляева, и взгляд его был чисто детский.
— Ты, Метляев, обо всем этом серьезно? — наконец, спросил, прямо глядя в его зеленоватые кошачьи глаза.
— А зачем же ты тогда к ней на квартиру пошел?
— Так это ж всего на квартиру…
— Нашел дураков. К Клавке просто так не ходят…
Сашка пересел на увитую в связке жердинку, она его выдержала, пустил густую струю дыма.
— Ох и бес ты, Сашка! — засмеялся деланно Метляев. — С твоей, конечно, физиономией… И фигурой такой… Оно, конечно… Богатая, ух!
Сашка, будто и не услышав последних слов, засмеялся:
Читать дальше