Владимир Югов - Загадка мадам Лю

— Здесь это было?

— Даже в этом номере. Хотите — я вам все покажу?

— Что ж… — Я встал и попытался раздвинуть шторы.

— Не смейте! — Она приказывала. Это был уже гневный голос страсти, сердца. — Пусть будет так…

Я пожал плечами и возвратился к ней на диван.

— Ее мог убить любой. И вы в этом могли убедиться. Мальчуган… Злодей… Такой, какой убил медсестру… Но ее убил другой. Когда привел ее сюда, — этим уже и убил. Девочку с полными ножками. Девочку, которой отпущено природой безумие страсти… Вам этого не понять. Вы всю жизнь пользовались женщинами третьего сорта. Все было у вас так, но не так. Это старая дама, которую вы называете директором, потворствовала ему. Он был начальником…

— Это старо, — пробурчал я, — разве вы не знакомы с сегодняшней жизнью? Они сами идут сюда, слетаются, на огонек, эти девочки с полными и тонкими ножками. Мир теперь грешен до отвращения. И вообще… Мне надо спешить на поезд. Был рад с вами познакомиться.

Мне показалось все уже не интересным.

— Почему вы предупреждаете меня о моей безопасности? — спросил я уже грубо.

— Да, вашей. А не чьей-нибудь другой. Конечно, это ваши дела. А мои… Это мои дела!

— Почему я бежал сегодня по вашей милости к Добрюку?

— Потому что вы… Вы стали жестоким. У вас умерло чувство сострадания к наказанным небом.

— Мистика, — захотел я сбросить ее ладонь с моей руки.

— Глупец. Если все предопределено… Если кому-то быть убитым, а кому-то убить… Тогда Добрюк прав!

— Мне, выходит, надо перед убийцами-подонками сюсюкать? Становиться на колени?

— Нет, не сюсюкать. Говорить тихо. Однако нельзя злом призывать к добру. Все у вас не так, не так! Вы стали писать не так.

Меня начинала раздражать ее манера подобным образом говорить. Говорить рубяще. Всезнающе.

— Не думайте так обо мне, — посоветовала кротко она.

— Как? Чего вы вдруг решили, что я думаю о вас?

— Вы сейчас подумали, что я нетерпима, заносчива…

— Верно, подумал. Кроме того, вы вмешиваетесь в мою жизнь.

— Это вы вмешиваетесь в чужую жизнь, — спокойно отпарировала она. Сейчас вас позвали, чтобы вы поглядели на очередного подонка семнадцати лет, который убил женщину. У этой женщины осталось двое малышек — четырех и двух лет. Он ворвался к ней в кабинет и бил ее топором просто так, ни за что. В этот день он хотел кого-либо убить… Но позвольте вас спросить, разве для того чтобы увидеть очередную дрянь, надо было так спешить?

— Но вы же сами внушили Добрюку, чтобы я был там. Разве не так?

— Браво, вы уже верите, что есть люди, которые могут внушать.

— Наверное, естественно. Колдуны, вожди. У меня, как и у других, все смешалось. Я начинаю верить, что люди ходят порой под гипнозом. Они не видят очевидного. Так было и так есть. А потом, как после драки, машут кулаками.

— И все-таки, почему вы побежали, когда Добрюк позвал вас?

— У меня такая профессия. Бежать туда, где интересно.

— Вы когда-либо продавались?

— Оскорбляете.

— Ваш газетный суд, стоило лишь приоткрыть краны, хлынул на общество лавиной. Это уже не суд, а расправа. Почему вы так доверчивы? Почему не ищете главных виновников?

— Кто главный виновник в этой истории?

— В убийстве Ирины?

— Об этом я и спрашиваю.

— Я уже вам ответила. Эта старуха и тот. Найдите его. Бесполезно говорить в этой истории, что ее, Иринин, мальчик ушел на три года. Здесь не это. Есть тот, виновный.

— Говорите яснее! Кто он? Кто?

— Он — почти каждый из вас. Вы, мужчины, стали более продажны, чем женщины… Но он, тот… Он жив, здоров. Найдите его. Но не продайтесь. Он попытается вас обмануть.

— Я не из тех. Не продаюсь.

— Вам это так кажется. На самом деле вас только позовут, вы бежите. И продаетесь… За мелочь… Вам рассказывают, что было так, а не так. И вы…

— Я выполняю свой долг, как могу.

— Долг? Поддерживать все то, что осталось от Системы?

— Вы не доверяете мне… Потому вы гнали меня от очередной жертвы. Скажите, как вам удалось вытравить из записки слова? И что означает эта аббревиатура — ЧСН?

— Вы не знаете и этого?! — Восклицание ее было неподдельным, оно означало крайнее удивление. — Но это же ныне знает каждый нормальный человек!

— Я, выходит, ненормальный… Я догадываюсь… Догадываюсь, это человек… Не знаю, не знаю! Может, иной… Но я хотел бы спросить: почему вы считаете, что в мое здешнее дело кто-то должен вмешиваться? И учить меня моему делу? И не верить мне!

— Это уже другой вопрос. А первый… Вы мне все-таки поможете? Пойдете со мной, чтобы они оставили меня в покое?