Сэм поймал себя на том, что ему по-своему жаль этих Браунли. Одержимость беспощадно давила на них, высасывала жизненные соки. Он заподозрил, что они постоянно пережевывают эту историю, и всякий раз, когда дело доходит до того момента, когда Хелен Ярдли выпустили на свободу, их охватывает свежий прилив ярости.
– Как давно вы живете в этом доме? – спросил он.
– С восемьдесят девятого года, – ответила Грейс. – Почему вы спрашиваете?
– Значит, до того, как вы удочерили Ханну.
– Повторяю: почему вы это спрашиваете?
– Дом Ярдли на Бенгео-стрит всего в пяти минутах ходьбы отсюда.
– В смысле расстояния – да, возможно, – сказал Себастьян. – Во всех прочих смыслах Бенгео-стрит для нас в другом мире.
– Когда вы удочерили Ханну, вы знали, где живут Ярдли?
– Да. Нам… – Грейс не договорила и закрыла глаза. – Социальная служба переслала нам несколько писем… вернее, писем Ханне от Хелен и Пола Ярдли. На конвертах был указан их адрес.
Нет никаких сомнений в том, что они ни разу не попались на глаза Ханне.
– Вы не думали переехать в другое место? – спросил Сэм. – Раз вы решили не говорить Ханне правды о том, кто ее биологические родители, вам не кажется, что было бы разумнее переехать из Спиллинга, например, в Рондесли?
– Рондесли ? – с ужасом переспросил Себастьян, как будто Сэм предложил ему перебраться в Конго.
– Конечно, нет, – ответила Грейс. – Если б вы жили в этом доме на этой улице, вы бы переехали в другое место? – Она жестом обвела комнату.
Неужели она ждет от него честного ответа на свой вопрос, подумал Сэм. Неужели она так и сказала?
Он пристально посмотрел на нее, думая, как ей ответить, и внезапно все понял. Сэм понял, почему эти Браунли ему подозрительны, несмотря на их твердое алиби и респектабельность среднего класса: это было нечто такое, что сказала Грейс, впуская его в дом. Показав ей служебное удостоверение, он пояснил, что его зовут Сэм Комботекра, он сержант уголовной полиции Калвер-Вэлли, но им беспокоиться не о чем, так как его визит – чистая формальность, не более того. Ответ Грейс был почти таким, какой можно ожидать от женщины с безукоризненной репутацией. Почти, но не совсем. Она посмотрела Сэму в глаза и сказала: «Мы не сделали ничего плохого».
* * *
Когда Саймон добрался до Вулверхэмптона, было уже темно.
Сара и Гленн Джаггарды жили в съемной квартире, над прокатом DVD-дисков «Блокбастерс», в доме на шумной главной дороге.
– Вы не пройдете мимо, – объяснил по телефону Гленн. – Какие-то вандалы соскребли в названии букву «Б», и теперь он называется «Локбастерс» [9]. А что, тоже говорящее название, – попытался пошутить он. – Неудивительно, что с тех пор, как мы живем здесь, к нам дважды залезали воры-домушники.
Когда-то у Джаггардов был свой дом, но его пришлось продать, чтобы покрыть судебные издержки Сары. Саймона не обманула нарочитая жизнерадостность Гленна во время их разговора по телефону. Он уловил в его голосе усталость человека, который понимает, что, несмотря на все удары судьбы, которые сыплются на него один за другим, должен делать вид, будто все прекрасно.
Судя по окнам, квартира располагалась на двух уровнях. Она была приличных размеров, возможно, имела ту же площадь, что и двухэтажный дом Саймона или трехкомнатная квартирка Чарли. «Придется продать и то и другое и купить что-то побольше», – подумал Саймон, хотя и знал, что никогда не осмелится предложить ей это. Если же Чарли сделает это первой, его собственной первой реакцией будет страх.
Помнится, Снеговик едва не вцепился ему в горло, когда Саймон заикнулся о том, что Сара Джаггард никакая не жертва судебной ошибки. Как она могла ею быть, если ее единогласно оправдали? Или Пруст считал, что быть осужденной за непреднамеренное убийство уже достаточно, чтобы считаться жертвой судебной ошибки? Интересно, подумал Саймон, женщина, к которой он пришел на встречу, тоже так думает? Кем она воспринимает себя – жертвой или же одержавшей триумфальную победу? Облупленные стены дома и оглушающий шум уличного движения подсказали Саймону, что, скорее всего, жертвой, – и в таком случае он не вправе ее осуждать.
К входной двери вела ржавая, чугунного литья лестница, когда-то выкрашенная черной краской, ныне облупившейся. Дверного звонка не было. Саймон постучал и заглянул в треснувшее матовое стекло двери. Вскоре за стеклом появилась смутно различимая фигура, шагавшая по коридору ему навстречу.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу