Наида Баширова - Конец игры

– Ну что ты, разбудишь всю гостиницу, – пробормотал он, тревожно глядя на нее. В подтверждение его слов, раздался стук в дверь. Не отпуская руки Наргиз, он направился в прихожую, открыл дверь. За ней стояла дежурная по этажу с хмуро сдвинутыми к переносице бровями.

– Из вашего номера раздавался странный шум. Что у вас происходит?

– Ничего страшного, – отозвался Амир. – Просто моя девушка поскользнулась, налетела на шкаф и задела вазу с цветами. Простите, ради Бога, за беспокойство. Мы возместим все убытки.

Он одарил дежурную по этажу своей самой лучшей улыбкой. Та ушла, бормоча себе под нос:

– Ну уж эти русские! С ними всегда столько хлопот.

Амир вернулся в гостиную и оценил разгром, учиненный Наргиз.

– Тебе здесь нельзя оставаться, еще поранишься. Весь пол усыпан осколками.

Ярость и гнев, душившие Наргиз, внезапно покинули ее. Теперь из нее, казалось, выжали все соки, и она безропотно, с трудом передвигая ноги, двинулась за Амиром. Оказавшись в его номере, она опустилась на стул, заботливо придвинутый им, и сидела без движения, уставившись в одну точку. Некоторое время он наблюдал за ней, потом сел перед ней на корточки, взял двумя пальцами за подбородок и заставил посмотреть на себя. У него тут же возникло неприятное ощущение, что она смотрит не на него, а сквозь него.

– Наргиз! – позвал он ее. Она не шелохнулась, и он повторил: – Наргиз! Наргиз! Ты меня слышишь?

Она словно окаменела, на какой-то миг ему даже показалось, что уже ничто не сможет вывести ее из апатии. Что-то словно умерло в ней, все жизненные силы разом иссякли. Он не мог видеть ее такой. Ему хотелось встряхнуть ее, заставить почувствовать, что несмотря ни на что она жива, что она не должна поддаваться слабости, что сейчас как никогда нужны ее трезвый ум, умение нетривиально мыслить и принимать нестандартные решения.

Ему больно было смотреть на нее. Он знал, как она ценит дружбу, знал о тех удивительно нежных товарищеских отношениях, которые связывали ее с Чингизом, понимал, как тяжело сознавать, что один из самых близких тебе людей мертв, умер страшной, мучительной смертью. Даже ему, мужчине, много повидавшему за свою жизнь, было невыносимо тяжело глядеть на изуродованный труп друга, и он мог только представить себе, что чувствовала она, увидев то, что осталось от некогда поразительно красивого мужчины.

Он знал, что она сейчас чувствует. То же самое происходило с ним, когда он узнал о смерти жены и дочери. В тот момент он сам был готов убить кого угодно, и если бы не Наргиз, неизвестно, каких глупостей он тогда наделал бы. Уж точно убил бы Нагиева, которого подозревал в убийстве Марии и Оли, и, скорее всего, был бы убит сам. А позже он чуть с ума не сошел, узнав, что не может немедленно вылететь в Москву. Он не знал, как переживет те долгие часы, которые оставались до вылета самолета, и снова рядом оказалась Наргиз. Физическая близость с ней тогда не просто спасла его от гибели, но и сохранила разум, спасла от сумасшествия. То была самая странная ночь в его жизни, и он не сказал бы, что хотел повторить ее. Ни с одной женщиной ни до, ни после он не испытывал того, что с ней в ту потрясшую его ночь. Физическая боль странным образом смешалась с чувственностью и страстью и заставила забыть, вытеснить, пусть и на время, другую боль – страшную боль от потери близких людей.

Сможет ли он помочь ей так же, как и она когда-то помогла ему? И что он должен для этого сделать? Он резко поднялся с корточек, протянул руку и рывком притянул ее к себе. Не давая ей опомниться, он заломил ей руки назад, прижал что есть силы к себе и впился ей в губы грубым, почти свирепым поцелуем. Он застал ее врасплох, но через мгновение она уже брыкалась, пытаясь освободиться, уйти от его жестких губ, от рук, которые срывали с нее одежду. Но он был куда сильнее, и вскоре она устала, ее сопротивление ослабло. Он тоже сменил тактику. Теперь это был самый нежный любовник, который только может быть. Сильные опытные руки обещали блаженство, чувственное наслаждение, а главное – забытье. Этого она сейчас хотела больше всего. Забыться, заснуть и никогда не просыпаться.

Она проснулась с первыми лучами солнца, пробивавшимися через неплотно задернутые шторы, открыла глаза и сразу встретилась с взглядом серых с дымкой глаз. Ее словно ошпарили кипятком, она уткнулась лицом в подушку и глухо простонала:

– Боже мой!

– Не упоминай имя Господа всуе, – пробормотал Амир, и она услышала, как скрипнула кровать. Он встал, неспешно оделся и вышел из комнаты.