Ирина Зарубина - Госпожа следователь

Мотивы, мотивы, вот что самое главное. Мало того что тут никаких мотивов нет, но все это и преступлением-то назвать можно только с большой натяжкой.

— А знаешь что, — вдруг сказала она — так неожиданно, что Игорь, который только Клавдиного слова и ждал, все равно вздрогнул, — сколько у нас в городе театров?

— Не знаю, а зачем вам театры? — Игорь удивленно смотрел на начальницу.

— Да, ты прав, театры тут не нужны. Киностудии или салоны красоты…

Игорь решительно ничего не понимал.

— Вот что, узнай, сколько в Москве салонов красоты. Дорогих, хороших салонов, — произнесла она задумчиво.

— Зачем?

— Постой, не сбивай, — Клава замахала руками. — Так, и потом узнай, у скольких парикмахерш, да, скорее всего парикмахерш, ну черт с ним, заодно и массажисток, хотя это вряд ли, есть красные «девятки». Им должно быть лет тридцать или что-то около того.

— Кому, «девяткам»? — Игорь наморщил лоб, стараясь влезть в мысли Клавдии Васильевны.

— Нет, женщинам, — Клава посмотрела на него и улыбнулась. — Не старайся, все равно не поймешь. Я и сама пока не понимаю, только догадываюсь.

— О чем? — Игорь начал нервничать. Неприятно чувствовать себя идиотом.

— Это может быть одна и та же женщина. Голос один, выражения одни, машина одна. Волосы можно перекрасить, прическу поменять. Но так часто этого себе позволить не может ни одна женщина, если только она сама этим не занимается. Понял?

— Теперь понял, — разочарованно вздохнул Игорь. Чуда не произошло. — Можно, конечно, попробовать, но мне кажется, что это глухой номер. Мало ли женщин могут иметь одинаковые тачки и одинаковый голос. Потом, по поводу голоса — это бабки надвое сказали. Ведь они слышали через стены.

— Ну, не знаю, не знаю. — Клавдия встала и начала складывать документы в папку. — Мне просто так кажется.

— Кажется? — Игорь попытался скрыть ухмылку.

— Именно. И не смейся. Слышал о таком понятии — женская интуиция?

Оптовый рынок кишмя кишел.

Клавдия с трудом протискивалась сквозь галдящую толпу и на ходу изучала ценники. При этом еще надо было запомнить, в каком киоске или контейнере встретился товар подешевле.

С некоторых пор это занятие стало для Клавдии своеобразной тренировкой памяти. Цифры выстраивались в голове в столбцы, самое главное — вовремя выудить нужную информацию.

К примеру, самые дешевые сосиски из курицы нынче продавали в ларьке номер 1650, а сметану — в угловом, номер 2407.

Это означало, что всего лишь одной ходкой по рынку Клавдия сэкономила себе на теплые импортные колготки.

— Пропустите девушку-инвалида! — гаркнули сзади, и Клава едва успела отскочить в сторону.

Мимо нее промчалась груженная всяческой снедью тележка, причем снеди было — в человеческий рост; толкала же тележку пухленькая старушонка с кудерьками и выдающейся вперед вставной челюстью.

— Пустите девушку-инвалида, кому говорят! — вновь выпалила она, блеснув металлическими зубами, и исчезла в людском водовороте.

Отовсюду струился запах пережаренных шашлыков и масла. Над палатками вдруг разом вспыхнули огни, сумерки разрезал острый электрический свет, и рынок, словно пробудившееся существо, забурлил пуще прежнего.

Пристроившись в небольшую очередь за голландскими куриными окорочками, Клавдия от нечего делать наблюдала за снующими покупателями.

Забавное это было зрелище, если честно. На лицах отпечатался единый общий восторг, и имя этому восторгу было: «Э-эх, сэкономим!»

— …А я вам говорю: это лед! — услыхала Клавдия упрямый голос.

У прилавка с окорочками стоял крепенький дедок в линялой шляпе, и на лице его было написано злое неудовольствие и отчаянная решимость идти до конца во что бы то ни стало.

— А я говорю: заморозка! — отвечала продавщица, прищурив левый глаз.

— А вы пощупайте! — настаивал дедок.

— Я тут вам не щупать поставлена, а торговать товаром, — огрызнулась продавщица.

— Товар у вас, между прочим, дрянненький, — не унимался дедок.

— Не нравится — не берите!

— А я хочу!

У продавщицы выразительно сузились губы, и было видно, что лишь присутствие изрядного числа покупателей мешает ей высказаться по существу.

— Слушай, дед, — сказала она ласково, — шуруй-ка ты отсюда… подобру-поздорову!

— Она мне угрожает! — догадался дедок, и сморщенное личико его озарилось счастливой улыбкой. — Граждане, прислушайтесь: она мне угрожает! Слыхали?! При коммунистах — обижали, при демократах — обижают… где ж правду искать человеку?!..