Татьяна Степанова - Пейзаж с чудовищем

Все прислушивались к новой сваре.

– Я не могу больше терпеть! Это пытка настоящая!

Кричала няня по имени Света – Мещерский сразу узнал ее. Светленькая пышечка. Она стояла в центре проходной комнаты рядом с Капитолиной. Аякса с ней не было. И свой салатовый передник няни из моющейся ткани она сняла. Волосы были собраны в хвост и затянуты резинкой. На плече болталась увесистая кожаная сумка. На няне было надето что-то вроде спортивной ветровки. Но в тот момент Мещерский не обратил внимание ни на цвет ветровки, ни на сумку, которую сжимала девушка, он слышал лишь ее резкий крик, похожий на скрежет по металлу:

– Это пытка! Я не могу…

– Это мы не можем! – кричала на нее багровая от гнева Капитолина. – Как это так, без спроса? Я вас в холле у дверей поймала! Где это видано – уходить тайком, вечером, никого не предупредив, ничего мне не сказав?!

– Я сама не знала, что так получится, я думала, вытерплю, но это невозможно терпеть! – возражала ей няня Светлана.

– Света, зайдите, – сказал Феликс, отступая в дверном проеме на шаг. – Капа, я разберусь с этим сам.

Няня Светлана прошмыгнула мимо него в картинную галерею. Феликс закрыл двери. Но через минуту визгливый голос молодой няньки снова взмыл ввысь – она качала права хозяину.

– Ничего такого, обычное недоразумение с прислугой, – Капитолина обращалась к гостям, бывшим уже здорово навеселе.

Она обернулась на двери галереи и покрутила у своего виска пальцем.

Мещерский вернулся в библиотеку.

Позже, когда все они очутились внутри страшного кошмара, он настойчиво спрашивал себя: что он видел в этой проходной комнате?

Что видели и что поняли другие?

29 мая

Сергей Мещерский проснулся с ощущением сухости во рту, словно наглотался песка. В окно светило солнце. Он сначала даже не понял, где он. Потом вспомнил. Глянул на часы – без малого полдень. Никогда прежде он не вставал так поздно.

Вчера вечером он засиделся в библиотеке допоздна – просмотрел треть карт и путевых маршрутов Константина Вяземского. Карты были подлинные, в этом Мещерский сомнений уже не имел.

За плотно закрытыми дверями библиотеки палаццо жил ночной жизнью. До Мещерского долетал громкий женский смех. И, пялясь на широту и долготу в дневниках путешественника по Азии, Мещерский невольно прикидывал, кто же это хохочет так призывно – то ли Евдокия Жавелева, то ли Юлия Смола. Теледивы… светские львицы… шикарные бабы, приехавшие в деревню Топь ради того, чтобы пить без боязни огласки.

Ровно в полночь в библиотеке, словно коварная фея, появился с бутылкой скотча и бокалами Гарик Тролль.

– Как продвигаются наши дела? – спросил он Мещерского, усаживаясь на край стола и разливая скотч.

– Очень интересная коллекция карт. Большая редкость.

– Вам все понравилось? Сергей, а правда, что этот Вяземский – ваш родственник?

– Очень дальний, – как отзыв на пароль выдал Мещерский.

– Князь, надо же… Братан прямо обалдел, когда узнал, что к нему князь пожалует. – Гарик пальцем пододвинул бокал к Мещерскому: – Ваше здоровье, князюшка. Кстати, а каково это – быть князем, потомком старинного рода? Я мемуары, помню, читал одной девчушки, подружки Марины Цветаевой – Майи Кудашевой. Она описывала, как они все тусовались в десятых годах, и она залетела, а ее муж был князь.

– Князь Сергей Кудашев, – сказал Мещерский.

– Угу. Тоже ваш предок?

– Очень, очень, очень дальний родственник со стороны прабабушки.

– И Марина Цветаева все ее спрашивала: «Что чувствуешь, милочка, когда в животе князь?» Даже Цветаева перед аристократами робела. Чего уж о нас с братцем, плебеях-замкадниках, говорить.

– Ваше здоровье, Гарик, – Мещерский выпил скотч. – Вы известный человек. Ваш брат Феликс – человек знаменитый. Звезда.

– Бабки звездность перестала приносить. – Гарик улыбался. Светлые, словно вылинявшие от зноя глаза его напоминали две стертые медные монеты. – Думаю, Боб Данилевский просветил вас, что Феликс по-крупному на мели. Шоу его провалилось. Творческий кризис вцепился в горло. Депрессуха. Я его не виню ни в чем. Сейчас многие не то что процветать перестали, а просто бедствуют, хотя пытаются это скрывать. Телевидение и раньше было помойкой. А сейчас это гнойная помойка. Жадные судорожные поиски денег, плюс добавилось идейное размежевание и постоянные скандалы, склоки. Гонорары урезаны, зрители от всего устали. Те, кто в телебизнесе, из порток выпрыгивают, чтобы за небольшие деньги выдать хоть какой-то контент, что имел бы зрительский рейтинг. Кто во что горазд. Пугачева в деревне Грязь в ванну лезет при включенных камерах в предверии семидесятилетнего юбилея. На Первом раньше все пели, а теперь пляшут как заводные. Даже отчислить по количеству баллов с танцулек не могут – отчислишь с танцев, а плясать больше некому. Уже пятидесятилетние матроны в ход пошли. Хоть что-то, хоть как-то, хоть голым задом на ежа. Хоть Валуева в «Спокойной ночи, малыши».