Татьяна Степанова - Пейзаж с чудовищем

Высокая как жердь дама лет сорока – тоже брюнетка, с гладкими, разделенными прямым пробором темными волосами – звалась Евдокией Жавелевой. Ее тоже часто приглашали на телевидение в женские передачи про любовные драмы и семейные скандалы. Жавелева была звездой Инстаграма, часто публиковала откровенные снимки и в прошлом, в дни юности, меняла любовников как перчатки. Она слыла дамой полусвета и красавицей. Однако возраст наложил клеймо на ее прелести – некогда точеные черты лица вытянулись и заострились. Нос увеличился и доминировал, хотя она регулярно с помощью косметических процедур увеличивала именно губы, добиваясь эталона Анджелины Джоли. На лебединой шее проступали, как веревки, жилы, а маленькая аккуратная головка с длинным носом имела сейчас вид змеиной. Змеиная улыбка теплилась и на губах.

– Артемий Ильич, дууууууушечка, – пела Евдокия, – и вы, и вы, и вы здесь! Вау! Да вы не волнуйтесь. Мы тихоооооооонько, мы никому не скажем. И совращать вас, Артемий Ильич, не станем. Не бойтесь, дууууууушечка.

– Я ни минуты, ни секунды не останусь! Клуб обязан был предупредить, в чей дом меня везут! – разорялся Клинопопов. – А так на вокзале усадили в лимузин и сюда, в это гнездо порока. А тут он! – он снова ткнул пальцем в сторону Гарика Тролля. – Этот человек – негодяй и мерзавец! Я сейчас же уезжаю, увезите меня отсюда, я требую!

– Артемий Ильич, ваше желание как клиента клуба «ТЗ» для нас закон, – послышался вкрадчивый голос за его спиной.

Тут надо пояснить, что весь сыр-бор разгорелся в каминном зале, где прежде ожидал аудиенции Феликса Мещерский. Когда они с Феликсом покинули террасу, то спустились по лестнице на первый этаж. И сейчас в каминный зал на крики, как мотылек на свет, залетел бармен – Мещерский принял его за такового по классическому клубному костюму барменов: оранжевый смокинг с атласными лацканами, волосы прилизанные и набриолиненные, в руке – серебряный шейкер, а в другой – хрустальный бокал. Справа на груди у него был бейдж, где читались название клуба «Только Звезды» и имя.

– Наша машина уже покинула деревню Топь, – промурлыкал он. – Но я тут же вызову лимузин опять. Правда, придется подождать часа два. Естественно, вас отвезут на Ленинградский вокзал. Но должен предупредить, что деньги, которые вы нам заплатили, возврату не подлежат, компенсация проездных расходов тоже не предусмотрена. Это правило клуба, вы эти правила и договор подписали. Мне жаль, что вы вот так сразу хотите прервать свой заслуженный отдых, но это ваше право, и клуб его уважает. Так что не волнуйтесь. Мы о вас позаботимся, вы уедете. А пока угощайтесь, этот коктейль я рекомендую.

Он опрокинул шейкер в хрустальный бокал, в котором звякнули кубики льда. Полилась янтарная жидкость. Бармен вручил бокал Клинопопову. Тот взглянул на бокал, потом на Феликса, так и не произнесшего ни слова, потом на Гарика Тролля.

Резким жестом Клинопопов поднес бокал к губам и присосался. Нет, он не пил и не глотал содержимое бокала, а именно сосал, как сосет летняя пчела сладостный цветочный нектар, как бабочка махаон погружает свой хоботок в мед, вбирая все до последней капельки.

У бармена в эту минуту, точно у фокусника в цирке, оказался в руке еще один хрустальный бокал. (Где он его прятал – в кармане, что ли?) Он наполнил его из шейкера, как пиршественный кубок. И опять протянул Клинопопову.

Тот взял и присосался снова.

Его бледное лицо и лысина, осененная клочками волос, стали нежно-розового цвета, как пяточки младенца.

– Вы все тут мерзавцы… ик! – он произнес это уже без крика, тихо, почти жалобно, икая. – Вы распущенные… развратные… вы лишенные моральных устоев… ик, ик!

Бармен вылил в его бокал остатки жидкости из шейкера. Рука Клинопопова дрожала, когда он подносил третий кубок к своим обличающим устам.

– Приятель, а вы кудесник, – Юлия Смола хрипло засмеялась, обращаясь к бармену клуба. – Укрощаете истерики лучше моего психотерапевта.

– Я хочу пить! – оповестила всех и бармена Евдокия Жавелева. – У меня дикая жажда. Феликс, радость моя, что ты такой хмурый? Не рад видеть меня? Но я не к тебе приехала. Тут ведь теперь клуб, хозяин.

Она скользнула взглядом по Феликсу, по Мещерскому, по мраморному камину, персидским коврам и картинно, словно актриса на сцене, развела руками.

– Ах, у меня такая жажда! Напоите меня!

28 мая

Палаццо, словно волшебное подземелье, словно сказочный лабиринт, разлучало, разобщало тех, кто оказался внутри, целиком в его власти.