Фридрих Глаузер - Температурная кривая. Перевод с немецкого Людмилы Шаровой

«Так, так», – подумал Штудер и вытащил из сумки записную книжку – это была новая книжка, переплетенная кольцами, сильно пахнувшая юфтью, рождественский подарок его жены, которую всегда раздражали его дешевые вахтенные журналы. Штудер раскрыл ее.

– Дайте мне адреса Ваших обеих золовок, – вежливо попросил он.

– Жозефа Клеман-Хорнусс, Шпаленберг 12, Базель. Софи Хорнусс, Герехтигкайтгассе 44, Берн. – Священник говорил немного задыхаясь.

– И Вы действительно уверены, отец мой, что этим женщинам угрожает опасность?

– Да, действительно… я полагаю… мое сердце предчувствует…

Больше всего Штудеру хотелось сказать человеку с бородой портного: «Перестаньте говорить так напыщенно!» – но он не мог этого себе позволить. Он только сказал:

– Я собираюсь праздновать Новый Год здесь, в Париже, а потом ночным поездом прибуду в Базель на следующее утро. Когда Вы едете в Швейцарию?

– Сегодня… Сегодня ночью!

– Тогда, – сказал Годофрей попугайным голосом, – тогда у Вас еще есть время поймать такси.

– О, Боже! Да, Вы правы… Но где?

Комиссар Маделин окунул кусок сахара в ром и, пососав этот «канард», oкликнул храпящего трактирщикa и приказал вызвать такси.

Тот вскочил, подбежал к двери, засунул два пальца в рот и засвистел. Свист был таким резким, что отец Маттиас зажал свои уши руками.

Когда рассказчик удалился, комиссар Маделин проворчал:

– Я хотел бы знать только одно. Этот человек принимает нас за маленьких детей? – Штюдере, я очень сожалею. Я думал, он расскажет что-то более важное. И его мне рекомендовали! У него есть связи, большие связи! Но он даже не оплатил свою долю! Действительно, большой ребенок!

– Извините, шеф, но это не так, – возразил Годофрей. – Дети дружат с ангелами. А наш cвященник с ангелами не разговаривал.

– Хэ? – Маделин раскрыл глаза, и Штудер тоже удивленно посмотрел на супер элегантного карлика.

Но Годофрея не так-то просто было смутить.

– С ангелами дружат, – сказал он, – только те, у кого чистая душа. Наш священник интриган. Вы еще услышите о нем! Ну а теперь, – он помахал рукой хозяину, – теперь мы пьем шампанское за здоровье внука нашего инспектора. – И он повторил немецкие слова телеграммы на французский лад: «Маленький Шакобинек шлет привет старому Шаку…» Штудер рассмеялся так, что слезы подступили к его глазам, и только после этого ответил коллегам.

Это оказалось очень кстати, что комиссар Маделин имел при себе полицейское удостоверение. В противном случае трое мужчин были бы арестованы в два часа ночи за нарушение общественного спокойствия. Штудеру взбрело в голову обучать своих спутников песне: «Парень из Бриенце», a полицейский в униформе посчитал, что Парижский бульвар в этот час неподходящее место для пения. Однако, он успокоился, когда установил профессию трех мужчин. И, таким образом, вахмистр Штудер мог продолжить передавать коллегам из Парижской криминальной полиции бернское культурное наследие. Он их учил: «Ничего нет веселее и прекраснее…» дойдя до слова «Эмменталь», он получил возможность разъяснить различие между сырами Грейерцер и Эмменталь, поскольку во Франции господствует еретическое представление, что все швейцарские сыры произошли в Грэйерцерлэнде…

После того, как вахмистр Штудер разместил свой потрепанный чемодан из свиной кожи в купе ночного скорого поезда Париж-Базель, он вернулся к окну в проходе, чтобы попрощаться с друзьями. Комиссар Маделин вытащил с охами и вздохами упакованную в газетую бумагу бутылку из кармана пальто, Годофрей протянул миску с гусиным печеночным паштетом и прошепелявил:

– Для жены!

Потом поезд отъехал от платформы восточного вокзала и Штудер возвратился в купе третьего класса.

Напротив его углового места расположилась девушка. Меховой жакет, серые замшевые туфли, серые шелковые чулки. Девушка закурила сигарету – явно мужское курево, французские сигареты Режи – Голуазе. Она протянула Штудеру синюю маленькую упаковку и вахмистр взял сигарету. Девушка сказала, что она родом из Базеля и едет навестить мать. На Новый год.

– Где живет мать?

– На Шпаленберг.

– Ах, так? На Шпаленберг?

– Да…

Штудер удовлетворился этим ответом. Девушке было лет двадцать, самое большее двадцать три, и вахмистру это очень нравилось. Ему это нравилось, честное слово! Хотя это и не подобало дедушке или солидному мужчине… Хорошенькая! Было приятно провести время с хорошенькой барышней…