А. Миров - Раз-раз, зато не Микаэль

Вещи нужны для чувства полноценности. Много вещей – для соревнования среди других таких же полноценных, которые в забитых до отказа роскошью домах гниют от одиночества. Засыпают и просыпаются с пониманием своей ущербности. Даже им самим до конца жизни не удаётся переубедить себя, чего же ждать от неодушевленных предметов? Пусть их многое множество, каждое из коего стоит тысячи, миллионы, ярды. Они всё одно бесполезны. Бесчувственны. Безжизненны. Как найденная девочка. В уродливом дешёвом сарафане с рисунком в несуществующий цветочек.

Я не умею переживать. Бык в курсе. И мы оба знаем, что осмотр уже закончен. Но он был вынужден соврать действительности. Ему нужно время для переваривания. Поэтому он не меня оставил. Он себя унёс. Это было единственное, что он смог вынести.

Чувства ослабевают разум. Мозг вынужден генерировать производные жалости, вместо того, чтобы выдавать решения. Жалость – основа всех чувств, именно на этой рыхлой, гниющей почве растут любовь, ревность, восхищение, зависть, радость, обида. Но люди продолжают гордиться своими слабостями, преподнося их в форме широкой души. Твёрдо стоять на ногах – это не про них. Болото в голове не способствует твёрдости или устойчивости. Утопать в чувствах, захлёбываться эмоциями – вот их путь, их конечная точка. Они взвалили на разум слишком много условностей, поэтому не могут думать, не могут отличить призвание от приговора.

Теплов глубоко нырнул в жалость. Начал задыхаться. От зависти. Ко мне, ведь я остался сухим. А он обмочился. Но этого никто не заметил, потому что все вокруг заливались слезами и писались от радости из-за того, что несчастье прошло по касательной. А я увидел. И Бык не простил. Не смог простить. Я не обиделся. Не проиграл. Это он тоже увидел, и также не простил. Люди сами выстраивают свою замкнутость. Им нужно где-то бегать. Необходимо что-то чувствовать. Важно как-то оправдать своё существование.

Я посмотрел на часы. Потом на обрывок верёвки. Время не запомнил. Глянул чисто механически. Солнце выжигало на спине второй том своей биографии. Пора в город. Хорошо, что не послушал Лул и приехал на своей машине. После нудного шествия по лесному массиву меня ждёт прохладный салон припаркованной в тени иномарки. На работу сегодня не поеду. Пусть Быку будет приятно. Сильные должны делать подарки слабым. Для этого придумали красивый термин «благотворительность». Когда ты выкупаешь у поломанных право на крепость. Конечно, странно платить за своё, постоянно платить, наделяя покупку эпитетом условная. Но это общемировая странность. Как налоги на твою землю, за которую ты однажды отвалил немалую сумму. Поборы за твоё авто, что якобы доламывает не знавшие ремонта шоссе. Типа эти деньги пойдут на поддержку дорог. Разве что моральную. Как и в случае с дачным участком. Чиновники додумались монетизировать своё сочувствие, потому что их разум не перегружен жалостью.

Трава хваталась за ноги, умоляя не оставлять её один на один с несносным озером. Умаянный природой я не заметил корешка, торчащего посередине истоптанной дорожки. Упал на руки. Правая ладонь начала саднить. Расплата за невнимательность. Сосредоточение проиграло попыткам сочувствия. Ничего нового, я и так это знал: стоит забить голову ненужными мыслями о ненужных других, и ты уже сбит с дистанции. Отравлен пустыми эмоциями. Начинаешь сожалеть. Я начал. Мне жаль израсходованных на Быка мыслей. Это глупая трата. Ровня погоне за модой, ведь красивая одежда так нравится окружающим. Почему бы не выбросить несколько своих зарплат разом во имя людского восхищения? Потому что это не то, что достойно приобретения: оно бестолковое и быстро портится. Как фруктовая кисломолочка из рекламы. У каждого человека в голове йогурт – это вкусно, но вредно.

Я упёрся на колени, посмотрел на руку. По ребру ладони засеменили кровяные капельки. Сел, обернулся. Почему местные не выдернут этот чёртов корень? Забота о природе? Которая на самом деле лень, когда проще навсегда запомнить, чем один раз убрать. Они и по жизни перепрыгивают через несовершенства, называя это принятием. Лишь бы ничего не делать.

Поднялся, отряхнул штаны, сделал вид, что теперь они чистые. Повернулся спиной к Тихому, сделал шаг. Что-то не так. Посмотрел по сторонам. Глянул на корягу, взявшую обязательства подножки. На мягкой тропинке две мелкие впадины от моих ладоней. Чуть поодаль – ещё две. Кто-то тоже упал. Но не на четвереньки. Растянулся плашмя. Недавно. Небольшого роста. Убегал с озера. И не потому, что боялся куда-то опоздать. Кто-то видел убийство. Именно страх наказания заставил мчаться в лес, позабыв осторожность.