Анна Спатарь - Новый Франц Фердинанд

– Твой муж погиб два дня назад. Он выполнял ответственное задание и умер как герой.

Мы стояли посреди ярко освещенного коридора, в конце которого изредка мелькали люди в халатах врачей. По моим щекам мгновенно хлынули горячие слезы. Я до сих пор не хотела верить в происходящее и старалась смотреть ей в лицо, чтобы уловить какую-то фальшь, распознать вранье, найти брешь в ее голосе.

– Позже тебе подробно расскажут о том, как именно это случилось. Самое главное в том, что он стал первым для нас с начала операции. Он – первая потеря, и при этом он даже не был военным, – она сделала короткую паузу и, наконец, подняла глаза на меня. – Это не было несчастным случаем. Его убили.

Задыхаясь, я упала на колени. Мое лицо исказила уродливая вспышка жалости к Филиппу, бессилия и ненависти. Ярости ко всему живому: ко всем, кто дышал, ел, спал и не ведал о том, что мир потерял его. Я еще не знала, кто был виноват в его смерти, но ненависть уже разлилась внутри меня, словно мазутное пятно на воде, и вызывала физическую боль в легких. Мне хотелось ломать стены, крушить вещи и бить стекло, и, в то же время, мое тело вновь и вновь охватывала апатия. Что-то прижимало голову к земле – упав на пол, я будто надеялась найти в своих руках еще теплое тело и в последний раз дотронуться до его плеча.

Мария опустилась рядом и обняла меня – поначалу неуверенно, а после с силой. Я почувствовала, как ее ногти впились в мою кожу. Это отрезвляло. Боль была неумышленной, она не осознавала, как много сил вкладывает в эти объятия. Показалось, что ей передалась моя скорбь, и теперь она пытается избавиться от нее. Так оно и было.

– Боевики?.. – спросила я шепотом, когда мой рот перестал бесконтрольно дергаться.

Темноволосая девушка не моргала. Ее взгляд был направлен на мое лицо, но смотрела она вглубь себя, как пластиковая кукла.

– Нет. Турецкие дезертиры. Он был уверен, что они его сопровождающие.

Значит, его обманули. Подло, коварно, исподтишка. Он и не догадывался, что его встречают чужие, встречают в последний раз. Почему он ничего не заподозрил? Почему он не почувствовал подвох, он бы их сразу раскусил, ведь он же невероятно наблюдательный! Был… Нет, он наверняка все понял, но было уже поздно. Он оказался в западне, просто не стал бежать. Она сказала «герой»… Я в этом уверена.

– Вам нужна помощь?

Мы все еще сидели на полу этой правительственной больницы, и, конечно же, на нас обратили внимание. Было видно, что седой мужчина в халате куда-то торопится, но пройти мимо женщины в слезах он не мог.

– Нет, все в порядке, мы с Яной Владимировной уже уходим, – сказала «ведущая».

– Так кто ты такая? – сказала я глухим из-за забитого носа голосом.

На этот раз она не стала увиливать от ответа:

– Меня зовут Мария Вевер, я правая рука официального представителя Кремля. Ну, одна из его правых рук.

Я поднялась на ноги, и к голове устремились потоки крови. Кремль? Ко мне приставили помощницу Решетковского? И она даже успела выучить мое отчество.

– Что им от меня нужно?

«Им». А кто, собственно, были эти «они»? Она ведь и сама одна из… рати. Как будто расскажет… Да кому я вообще могла зачем-то понадобиться, а? Нет, могла. Наверняка теперь заставят меня молчать о Филиппе, обо всем, что я знала. Да это и так сущие крохи информации! Для них не имеет значения. Будут следить, чтобы не распространялась, не отвечала на вопросы прессы. «Подпишите вот здесь, что вы не станете уезжать из страны в течение следующих пяти лет». Вон, как быстро меня подвязали в свою больничку. И вещи забрали, даже с родителями не связалась.

Господи… отец Филиппа! Я должна была с ним поговорить. Он наверняка узнал обо всем раньше меня. А что, если с ним что-то случилось? Что, если у него плохо с сердцем? Может быть, он сейчас тоже в одной из местных палат? Пытается прийти в себя, а с ним разговаривает какая-нибудь левая рука пресс-секретаря президента России.

– Нам пришлось вмешаться, чтобы тебя раньше времени не растерзали СМИ. Из-за потери сознания тебя доставили в одну из городских больниц. Через несколько часов у входа в здание толпились десятки камер: кто-то из медработников связал данные в твоем паспорте с последними новостями и позвонил приятелям-журналистам. Надо признать, что ситуация и правда вышла драматичной – только ленивый не опубликовал кадры с камеры наблюдения, на которых ты падаешь в супермаркете.

Я промолчала, ощущая, как руки покрылись гусиной кожей. Значит, вся страна в курсе моего горя. Теперь станет еще хуже, хотя, казалось бы, хуже некуда.