Александр Черенов - Заговор против заговора - ГКЧП-3. Книга вторая

– Существенная разница, – покривил щекой Руцкой.

– Но это – лишь начало, Александр Владимирович!

Ельцин многозначительно потряс толстым указательным пальцем в сантиметре от лица вице-президента.

– Вторую часть Горбачёв уже сейчас наметил к сокращению – только помалкивает об этом до поры до времени, чтобы «не дразнить собак». Так что, себя он видит президентом ССГ: «Союза Суверенных Государств».

Своей паузой Борис Николаевич словно «оставил местечко» для вице-президента – и тот укоризненно покачал головой.

– Не лучшее название… Лишённое смысла и географической привязки… Да и – вообще…

– Вот именно: «вообще»! – тут же подхватил Ельцин. – Горбачёв понимает, что «ССГ» – это всего лишь временная остановка на пути к полной независимости республик. Но, поскольку ему хочется уйти красиво – так, что не плевали в спину – о большем он и не думает…

Ельцин опять замолчал – а Руцкой почти растерянно наморщил лоб. Он всё ещё не понимал, к чему клонит «Бабай», как называла Бориса Николаевича его спичрайтер Люся Пихоя. Хотя одно уже было ясно: его приглашение к президенту как-то связано с Горбачёвым, то ли с «настоящим», то ли с «будущим».

– Я предпочёл бы разом избавиться от Горбачёва! – здоровенной мужицкой ладонью рубанул воздух Ельцин. – Всё время он путается под ногами у республик! Всё время комбинирует, чтобы выгоднее пристроить самого себя! Но…

Борис Николаевич с непритворным сожалением развёл руками.

– … пока убрать его не получается… Пока существует СССР и пока идут разговоры о новом Союзном договоре, Горбачёв неуязвим…

– Борис Николаевич, Вы хотите сказать, что ГКЧП…

– Вот именно! – решительно махнул головой Ельцин. – ГКЧП, сам того не желая, сделает для нас доброе дело – и даже не одно! Во-первых…

Ельцин энергично загнул «сосисочный» палец.

– … Он ускорит так называемые… как их… ну?..

– Центробежные тенденции?

– Точно! Как только мы раздавим ГКЧП, республики, одна за другой, начнут объявлять о своей независимости.

– Но хорошо ли это? – с сомнением покачал головой Руцкой. – Хорошо ли это для России? Не окажемся ли мы в кольце враждебных государств? Если сейчас все, кому не лень, обвиняют русских в империализме, колониализме и ещё, чёрт знает в чём – что же будет потом?!

– Накручиваешь, Александр Владимирович!

Ельцин презрительно махнул рукой.

– Да, нам – России – Союз больше не нужен. Ни этот, ни любой другой. Россия пойдёт одна, своим путём. А что касается остальных…

Ухмылка Ельцина прибавила в размере.

– Они сами прибегут к России! На коленях приползут! Упрашивать будут! Умолять! А мы ещё подумаем: брать – или не брать!

– «Упрашивать и умолять»?..

Руцкой с сомнением – но на этот раз предельно осторожно – покачал головой.

– Не уверен, Борис Николаевич…

– Да так и будет! – ещё решительней отмахнулся Ельцин, и тут же, словно вспомнив о главном, величественно сдвинул брови к переносице. – Но мы ушли в сторону… Значит, центробежные тенденции – это во-первых. А, во-вторых: никакого подписания нового Союзного договора не будет!

Лицо Ельцина, всё в красных прожилках от злоупотребления спиртным – пришло в ликование.

– Не будет никакого двадцатого августа! А это значит, что не будет никакого «Союза Суверенных Государств» и тёпленького местечка для Горбачёва!

– Но Президентом СССР он, всё равно, останется, – то ли возразил, то ли констатировал Руцкой. – Кто бы и как ни заявлял о независимости – Союз не сразу кончится…

– Вот!

Ельцин грузно, всем животом, налёг на столик, разделяющий их с Руцким, затем перегнулся через него – и панибратски, от всей «широкой русской души», врезал собеседнику по плечу.

– Вот, Александр Владимирович! «В яблочко»! Об этом я и хотел поговорить с тобой!

Как всегда, умело «напустив туман» и бледность на лицо контрагента, Борис Николаевич грузно осел в кресло.

– Ты верно подметил, Александр Владимирович: из путча Горбачёв выйдет, хоть и не победителем, но не без выгоды для себя…

Гримаса ненависти, изрядно сдобренная презрительной иронией в адрес «героя повествования», искривила лицо Ельцина.

– А как иначе: «жертва коварных заговорщиков», которым он «героически противостоял». Вот увидишь: сам себя запрёт в Форосе – а будет кричать на весь мир, что его чуть ли не «повязали»!

Не удовлетворившись гримасой, Борис Николаевич длинно и сочно выматерился, вложив в текст не только душу, но и всю свою «любовь» к «дорогому Михал Сергеичу».