Виктор Каев - Муть на глубине

Их осталось двое. Мама, Людмила Петровна Горбунова, всю жизнь проработала библиотекарем в малюсеньком деревенском клубе. Одиннадцать лет, как вышла на пенсию, которую ей насчитали в сумме чуть больше десяти тысяч рублей.

Она почти потеряла слух, и ей приходится пользоваться слуховым аппаратом. Собрала за свою жизнь целый букет заболеваний.

Но до сих пор ходит с тяжёлым плугом за лошадью, когда вспахивает приусадебный участок под посадку картофеля. Потом закладывает его на зиму в погреб, там же квасит в бочонке капусту, расставляет на полках банки с помидорами и огурцами, разводит десятка полтора кур. Кроме маленькой пенсии, это и есть её пропитание.

Если не считать пятнадцать тысяч, которые вот уже лет пять ежемесячно присылает ей в поддержку Никита.

Никита в их семье – хоть, младшенький, но успешный. Он с золотой медалью окончил школу в Вельске. Сумел поступить на бюджетное место в Санкт-Петербургском университете и получить, спустя четыре года, диплом бакалавра 9 9 Первая начальная степень высшего образования юриспруденции. Отслужил год в армии. В том же университете окончил магистратуру 10 10 Академическая степень высшего образования, квалификация .

Потом решил, как брат Витька, пойти в полицию. Теперь он служит старшим опером 11 11 Оперативный уполномоченный – должность в уголовном розыске в уголовном розыске в одном из районных управлений в Питере.

Дома Никита не был года три. И вот, наконец, приехал: соскучился!

Закончив завтрак, Никита откинулся спиной на бревенчатую стену и, посмотрев задумчиво на мать, спросил.

– Ма! Как ты думаешь, не поменять ли мне работу?

Людмила Петровна встревоженно подняла на него свои голубые, как и у сына, глаза, и с сомнением ответила:

– А что, вдруг? Случилось что-то?

– Да, как сказать? – проговорил он, – Служба сволочная, конечно! Но прикипел уже. Да и платят ничего так, регулярно. Вот только, понимаешь, начальство – достало уже совсем!

Мать осторожно спросила:

– А куда же ты перейдёшь? Место уже приглядел, поди?

– Не знаю, – смущённо ответил сын, – нет, ещё. Может, в адвокатуру пойти? Или в частный сыск?

Мать помолчала немного, с сомнением глядя сыну в глаза, и потом спросила:

– А как же Ира твоя? Она не будет против?

Никита пожал плечами и ответил неуверенно:

– Не знаю. Пока не спрашивал.

Людмила Петровна осторожно исподлобья взглянула на сына:

– Никит, а о ребёночке вы с Ирой ещё не думали? Тебе ведь тридцать пять уже!

Он вздохнул, и ответил:

– Да как-то не получается пока!

Она не отставала от него:

– Ну, ты ведь хочешь маленького?

– Ну, да, – ответил он, – хочу очень.

– Так что же? – снова напирала мать, – Ира не хочет?

Он не стал врать:

– Ну, почему? Говорит, что хочет. Вроде, не получается пока!

– Плохо, – ворчливо проговорила мать, – ведь ей тоже уже за тридцать!

И она тяжело вздохнула:

– Никитка, я ведь уже старая совсем. Осенью семьдесят один стукнет. А внуков всё нет и нет. Нешто, так и не понянькаюсь?

Никита придвинулся к ней ближе и обнял мать за плечи:

– Ма, а хочешь, мы к тебе переедем? Брошу я свою чёртову службу.

Людмила Петровна взволнованно всхлипнула, встряхнув руками:

– Ой! Да как же это? Что это ты удумал? Ира же с тобой, поди, не поедет?

– Ничего, я её уболтаю, – не сдавался сын, – а, знаешь, я прямо сегодня мотанусь в Вельск! Узнаю, как там насчёт вакансий в ОМВД, или, может, в адвокатуре!

Спустя пять минут, поговорив с мамой ещё немного, Никита, встав из-за стола, перемыл тарелки и кружки.

А в половине восьмого засобирался на выезд. Людмила Петровна вышла его проводить.

В подклете, где стоял его бежевый «Tiguan», приобретённый недавно в кредит, обычно весь день стоял полумрак, и было очень тесно. Чтобы забраться в открытую дверь, и не порвать брюки, зацепившись за какой-нибудь гвоздь, ему приходилось буквально протискиваться вдоль машины. Наконец, он сел за руль, и, запустив мотор, аккуратно вырулил по косогору во двор.

Мать отодвинула воротные жерди и махнула сыну на прощание рукой, когда он выезжал на дорогу. Несколько минут она ещё смотрела вслед его автомобилю, а потом вставила назад жерди ворот, и, ссутулившись, словно совсем уже старуха, и опустилась на лавочку под окном.

Дозорка, гремя цепью, подошёл к ней, и положил свою большую чёрную голову ей на колени, вздыхая и сочувственно заглядывая в глаза.

Она уже в который раз задумалась о том, что Ира, хоть и живёт довольно давно с Никитой, но их отношения, почему-то, так и не оформлены официально. Теперь про такие семьи говорят – сожители.