Вячеслав Воронов - Скальпель

Мы снова пили водку, уже купленную в баре, после чего, согласно традиции, полировали пивом. Ободренный успехом спонтанно учиненного вымогательства и подогреваемый новыми порциями алкоголя, я подумывал, не повторить ли подобный фокус и здесь, но остатки чувства самосохранения удерживали меня. Я лишь твердил, иногда во весь голос, стараясь перекричать угрожавшую барабанным перепонкам музыку и грозно поглядывая по сторонам, что «все эти падлы» должны мне денег, и что дарить их я не намерен. «Рвать и метать надо» — развязно выдавал Серега, упершись локтями в крышку стола и сжимая в руке бокал с пивом. «Надо», — соглашался я. «Еще как надо», — продолжал мой товарищ, но тут же пренебрежительно взмахивал рукой, давая понять, что «эта шушера» ему совсем неинтересна, а прилагать усилия стоит в иных сферах. В конце концов он твердо заявил, что поможет мне во всех делах, а на работу больше не пойдет. Стройку, на которой он гнул спину последние полгода, он обрисовал далеко не лестными словами, используя все богатство познаний в области ненормативной лексики.

Я неожиданно успокоился и молчал, словно вдруг протрезвел, и вся тяжесть свалившихся на меня проблем вернулась сразу. Я то глядел в свой бокал с недопитым пивом, то переводил взгляд в никуда, мимо шального своего товарища, и грозно играл желваками на скулах. «Завтра, — думал я, — начнется настоящая работа. Я стал наконец-то другим человеком. А если не стал, то стану. По крайней мере, я уже на этом пути, и с него не сойду».

После подобных мыслей в голове моей проносились отголоски прочитанных в детстве и юности романтических книг, в которых возвеличивались благородство и честность, душевное горение и жажда справедливости. Я горько посмеивался над собой из-за того, что долгое время был одурачен всем этим. Все не так, все по-другому! Вот она, суровая действительность, математика выживания, где нет места наивным детским мечтам! Но где-то в глубинах естества все же возникало непонятное щемление, желание того, чтобы сказка имела право на жизнь, добро побеждало зло, и жизнь человеческая не ограничивалась добычей средств к существованию и звериной грызней, эту добычу сопровождающей, а содержала в себе что-то светлое и доброе. Натура моя раздваивалась, словно расходились две скалы в пенящемся бурном море, разверзая между собой бездонную пропасть, и я чувствовал, что падаю в эту пропасть безоглядно.

Наутро я проснулся рано с ужасной головной болью и ощущением безысходности. Летнее, безобидное пока еще солнце едва оторвалось от горизонта. Моего сына похитили, поставив какие-то идиотские условия, а я вчера напился, «как свинья», устроил вымогательство и драку, и впустую потратил день. Что могло из этого выйти, появись поблизости наряд полиции? А ведь мне надо добывать деньги, и время для этого весьма ограничено.

Я подумал, что уже заработал несколько сотен, и для этого мне пришлось потрудиться совсем немного. Всего лишь пару минут, повинуясь демоническому вдохновению, усиленному алкогольными парами, орал я на персонал бара и швырялся бутылками, и вот результат: кое-какие деньги. Если бы каждые пару минут, да по несколько сотен… И никакой полиции рядом не было и быть не могло, потому что за моей спиной стоял тот, звонивший, именовавший себя «великим демократом» в сфере добывания денег. Способ, избранный вчера мною, он наверняка бы одобрил.

«Есть начало, — подумал я зло, с трудом подымаясь с кровати, — пошли деньги». И хотя денег этих был с гулькин нос, и все они тут же, без задержки, были пропиты, для меня, я чувствовал, был важен сам факт начала деятельности иного рода, чем обычно.

Я побрел в ванную и подставил голову под струю холодной воды, затем с силой растёр виски полотенцем. Со злостью водрузив полотенце на хромированную, жалобно пискнувшую в креплении дугу вешалки, я отправился на кухню и поставил на огонь чайник.

Выпив крепкого чая с остатками присохшего хлеба и последней, чудом завалявшейся в холодильнике конфетой, я почувствовал некоторое облегчение. «Похмелиться бы сейчас», — с тоской подумал я, но мне надо было садиться за руль. Без машины сегодня было не обойтись, да и следующих четыре дня не обойтись тоже. «От меня еще со вчерашнего наверняка несет, первый же мент — твой», — пронеслась у меня мысль. Но вслед за нею волна злобы в очередной раз накрыла меня — злобы на себя, «ментов», вообще на весь мир. «Плевать на них, плевать на все — ты со своей порядочностью потеряешь сына! Делай что-нибудь!»