Вячеслав Прах - Дьявол во мне

Марк вернулся в три часа ночи. Я к тому времени уже уснул, хотя и давал себе обещание дождаться его во что бы то ни стало. Однако успешно вырубился в половине первого, сидя на кухне с тлеющей сигаретой в руке. Проснулся через две минуты от резкой боли, потушил окурок, постелил себе на диване простыню, которую нашел в шкафчике гостиной, и уснул. Но когда Марк пришел домой, я услышал скрип двери, а затем тихие, неспешные шаги в коридоре. Он, наверное, понял, что я остался у него, и решил меня не будить. Еще несколько минут я лежал во тьме с открытыми глазами, а потом встал с дивана.

– Доброй ночи, – сказал я, выходя в коридор.

Я ожидал увидеть Марка в полицейской форме, но он был одет цивильно, по-городскому. Синие джинсы, теплый серый свитер, часы, добротные кроссовки. В руках он держал другую обувь, а именно черные туфли размера эдак сорок пятого, и старательно начищал их, сидя на корточках.

– И тебе доброй. Чего не спишь? – Он на миг взглянул на меня, а затем вернулся к своему занятию.

– Я услышал, как ты пришел.

– Понятно. Ел что-нибудь? – спросил он не то из вежливости, не то из какой-то странной и непонятной мне заботы.

– Да, спасибо. Я съел всю твою курицу. И полбатона хлеба, – с некоторой робостью в голосе ответил я. Почему-то стало стыдно за свой зверский аппетит.

– На здоровье. – Он поднялся с корточек, поставил обувь у входной двери и обернулся ко мне. – Завтра перед работой куплю нам по курице. Выйду немного раньше, потом вернусь домой, ты еще будешь спать. Ну и по мелочи возьму: салата, хлеба… Сигареты есть, должно на день хватить. Они на холодильнике, бери, не стесняйся. Куплю еще, если нужно.

Он в своем уме? Зачем он это делает?

Я промолчал, потому что даже не знал, как реагировать.

– Ты ведь с родителями живешь, так? – вдруг спросил он. – Если они подадут заявление об исчезновении, тебе придется вернуться домой. Дело серьезное, понимаешь?

– Понимаю. – Я набрался смелости и неожиданно даже для самого себя сказал: – Я не хочу возвращаться туда, там невыносимо.

– Я догадался, но об этом потом. Как тебя… Домиан?

Я кивнул.

– О’кей. Я иду спать, мне в пять тридцать утра уходить. Завтра вернусь к вечеру, в девять, может, полдесятого, и мы обо всем с тобой поговорим. На холодильнике оставлю тридцать долларов, будет нужно – распоряжайся. Не знаю о твоей материальной ситуации, да и мне сейчас не до этого. В общем, чувствуй себя как дома. – Марк немного помолчал, а затем добавил: – Пока тебя не ищут. Доброй ночи.

И он направился в спальню. После этого я его уже не слышал, видимо, он сразу уснул. Ну и работка…

Тем временем я выкурил очередную сигарету, запивать остывшим недопитым чаем не стал. Еще минут пять посидел в своих мыслях, а затем покинул кухню и последовал примеру того, кто вчера подарил мне жизнь.

Проснулся я в девять утра от стука в квартире соседей, которые затеяли ремонт в самое неподходящее для меня время. Если бы не этот надоедливый стук, возможно, я бы проспал и до обеда. Марка в квартире не было. Ключи лежали на кухонном столе – он закрыл квартиру своими, а вторую пару оставил мне, чтобы я мог покинуть его холостяцкую берлогу в любое время. Как он и обещал, курица обнаружилась в холодильнике, завернутая в фольгу. Там же в пластмассовом контейнере я нашел греческий салат. И бутылку молока, только купленную – еще вчера ее не было. В одном из шкафчиков я раздобыл хлопья, так что классический завтрак – хлопья с молоком – сложился сам. Курицу оставил на обед: жирная слишком для утренней еды, нужно беречь желудок. Вообще, забавно, что после вчерашнего я подумал о здоровье…

Разумеется, тридцать долларов я не трогал, а когда у меня закончились сигареты, бесстыдно взял пачку из распечатанного блока на холодильнике. Сигареты у него были хорошие, не дешевые.

Очень не хватало пианино. Пальцы хотели играть, а тот чудной человечек, что жил внутри меня, хотел писать музыку. К нему пришло вдохновение. Некая пылкая страсть к своему увлечению, к своему хобби. Ведь играть – это не работа. Во всяком случае, для меня: мои мелодии никогда не приносили мне денег. Хотя… наверное, стоит попробовать. Но для начала я хочу написать новую мелодию для Марка. Мне показалась, что подарить две последние – не совсем честно по отношению к нему. Ведь написаны они были в другом настроении, в сладкой горечи, когда мне хотелось, чтобы меня пожалели, чтобы меня поняли, чтобы меня обняли и сказали, что я нужен. Нет, две последние оды до чертиков надоевшему одиночеству и жалости к себе я не мог посвятить Марку. Он бы все понял и не простил.