Евфимия Пащенко - Свой человек на небесах

— Что эт-то за фигня? — пробормотал наконец-то обретший дар речи отец Анатолий. — Это что за персонаж такой?

— Прикинь! — ответствовал Жох, довольный замешательством священника. Ибо это повышало шансы на то, что дальнейший разговор с «отцом Дуболомом» не окажется бесполезным. — Тут ко мне неделю назад Колос завалился. И заказал икону своего прадедушки. Вот это он и есть. — закончил он, разливая по стопкам коньяк.

Отец Анатолий машинально осушил стопку, едва не поперхнувшись от волнения. И лишь после этого начал приходить в себя.

— Похоже, у Колоса от бабла крышу снесло, — предположил он. — А что у него за дед такой, чтобы его на иконах писать?

— Да какой-то старец-рецидивист был…

— В каком смысле?

— Типа мощный чудотворец.

— Но ты говорил Колосу, что, если без канонизации, то никакой он не святой!?

— Ну, так за чем же дело стало? — осторожно поинтересовался Жох.

— Ты хоть представляешь себе, какой это геморрой?! — вскинулся отец Анатолий.

— Короче: сколько это будет стоить? — почти слово в слово повторил Жох вопрос, который господин Колосов вчера задал ему самому.

— От меня здесь мало что зависит, — честно признался отец Анатолий. — Это с Владыкой решать надо.

— Понятно. Озадачу клиента. А сам-то сможешь помочь?

— Ну, а мне-то какой интерес всем этим заморачиваться? — спросил отец Анатолий, наливая себе третью стопку.

— Так ты же в курсе, сколько у Колосова бабла! Если тема прокатит, он и тебя, и меня отблагодарит. Ну как?

— Надо еще разобраться, что у него там за кандидат в святые нарисовался… — отец Анатолий едва успевал отвечать на вопросы, которыми бомбардировал его ушлый Жох.

— И что тебе нужно, чтобы разобраться?

— Житие его нужно. А нет, так чтобы было. У тебя есть кому этим заняться?

— Найду без проблем, — успокоил его Жох. В чем-чем, а уж в этом-то он не сомневался…

— Ну ладно, давай по последней и разбегаемся, — пробормотал отец Анатолий, явно спеша уйти от очередного вопроса. Не ведая, что Жох уже выяснил все, что ему требовалось.

Когда священник ушел, Жох осушил до дна недопитую рюмку коньяку. Он был доволен разговором. Еще бы! Ведь все идет по его плану! Теперь нужно встретиться с заказчиком…

Разумеется, с господином Колосовым Жох держал себя совсем иначе, чем с отцом Анатолием. И был сама учтивость. Пусть колосс михайловского бизнеса думает, что Борис Жохов из кожи вон лезет, чтобы выполнить его желание. Откуда ему догадаться, что на самом деле Жох старается прежде всего для собственной выгоды!

— Я тут, Василий Петрович, по поводу вашего дела с настоятелем собора побеседовал, — доложил он тому, кого за глаза запросто звал Колосом. — И он мне сказал, что, в принципе, все это возможно. Однако в этом направлении придется поработать.

— Боря, я тебя услышал, — ответствовал господин Колосов тоном божества, снисходящего до разговора с простым смертным. — Все, что нужно от меня — получишь. Когда приступишь?

— Так ведь уже приступил, Василий Петрович…

— О’кей. Что тебе на этом этапе понадобится?

— Настоятель сказал, что надо написать житие вашего прадедушки. То есть собрать воспоминания о нем, — пояснил Жох, не без оснований предполагая, что господину Колосову незнакомо слово «житие».

— Нет проблем.

С этими словами правнук старца-чудотворца выдвинул ящик письменного стола и протянул Жохову тетрадку в черном коленкоровом переплете.

— Что это? — спросил Жох.

— Бабкины воспоминания.

— Дневник?

— Нет (по правде сказать, господин Колосов так и не удосужился прочесть пресловутое житие старца Василия…). Этого достаточно? — поинтересовался он, наблюдая, как Жох просматривает тетрадку.

— Да по ходу пока хватит, — отозвался антиквар.

— Тогда удачи! — бросил господин Колосов, поглядывая на часы. — А то у меня сейчас встреча с поставщиками запланирована. Пока, Боря! Держи меня в курсе.

От господина Колосова Жох поехал в редакцию «Двинской волны» к журналисту Ефиму Абрамовичу Гольдбергу, более известному под псевдонимом Евфимий Михайловский. С этим человеком, чьи убеждения всецело зависели от личной выгоды, Жоха связывало давнее и взаимовыгодное сотрудничество. Ибо каждому жоху полезно иметь под рукой такого виртуоза пера и прелюбодея мысли, каковым был журналист Ефим Гольдберг.

— А-а, Борис Семенович! — приветствовал Жоха Ефим Гольдберг, отрываясь от компьютера, на котором он что-то печатал, барабаня по клавиатуре со скоростью заправской машинистки. — Мое почтение! Какими судьбами?