Анна Дубчак - Уставшая от любви

И вдруг мне стало совсем уж нехорошо, когда я представила себе, что Воронков придумал всю эту историю с влюбленностью исключительно для того, чтобы, в случае если преступление откроется, я была более снисходительна к его полоумной дочери? И что все эти дорогие подарки, знаки внимания, слова, страстные взгляды, которые он бросал на меня, – игра, и ничего более?

Я заскулила, как если бы меня подстрелили. Мне было больно, болело все. Особенно сердце.

Решив, что на сегодня мне впечатлений и предательств достаточно, я захлопнула ноутбук, выключила свет и отправилась спать.

– Ненавижу, всех ненавижу… – шипела я, сбрасывая с себя халат и укладываясь в постель. – За что? За что-о-о?!

Утром, открыв глаза и вспомнив ночной «антикварный» кошмар, я забралась под одеяло с головой и стала думать, что же мне делать дальше. Как быть?

Звонок в дверь напугал меня. Уж не знаю почему, но я все еще ждала ареста.

Набросив халат, я подошла к двери и увидела в глазке красную бейсболку.

– Кто там? – спросила я ледяным тоном, от которого и сама чуть не покрылась инеем.

– Вам цветы! – посыльный поднял цветы и заслонил ими все пространство за глазком.

– Оставьте и уходите.

– А расписаться?

– Сказала – уходите. Оставьте ваш блокнот или что там у вас и убирайтесь!

– Но как же…

– Я должна увидеть вас внизу, под окнами. Распишусь, вы подниметесь и заберете документ.

– О'кей! – нисколько не обиделся парень.

Я позвонила Марине, объяснила ей ситуацию, сказала все открытым текстом, что, мол, после убийства мужа всех боюсь. Она все поняла и сказала, что задержит посыльного у себя, а потом, после моего звонка, отправит его за блокнотом.

Схема сработала. Я открыла дверь и забрала корзину с розами. На карточке только одно слово: «Скучаю!» Какая пошлость! Цветочки прислал мне, судя по цене букета, упырь-антиквар! Может, еще и женится, чтобы я породнилась с его доченькой-убийцей?

У меня было такое настроение, что я пристрелила бы и посыльного, только за то, что тот имел дело с Воронковым.

Втащив розы в прихожую, я вернулась в спальню. Давно уже было пора приглашать прислугу, чтобы прибраться в доме. Странно, что я не сделала это сразу же после того, как обнаружила, что в квартире все еще оставались следы крови.

Я позвонила Соне, та приехала через полчаса. Пока она убиралась, я пила кофе, звонила в рестораны, давала указания, разговаривала с Катей, с моим финансовым директором, который взял на себя контроль за похоронами, срок которых так и не был еще определен.

– Соня, ты подлила в ведро доместос? – вдруг опомнилась я, и вовремя, она как раз добралась со своей тряпкой до гардеробной, помеченной кровью моего мужа.

– Нет, зачем? Запах же будет. Я с «амвеем», как всегда.

– Соня!

– Хорошо-хорошо!

Я была уверена, что она ничего не заподозрит и не увидит никаких следов крови на полу.

Я бы могла ее спросить, конечно, не видела ли она еще одну подушку, тем более что подушки у меня дорогие, непростые, какие-то суперудобные. И вот хорошо было бы, если бы вдруг выяснилось, что подушка проветривается где-то там или завалилась за кровать и на полу в кладовке разлита не кровь, а акварельная краска… Но всего этого не могло быть по той причине, что убийство было совершено здесь, в моей квартире, и никаких чудес по этому поводу не предвиделось. Сережу застрелила сумасшедшая поклонница. За что? Вопрос оставался открытым.

Да все, кто держал руку на пульсе этого дела, были посвящены (в том не было никакого сомнения) в тайну Лизы Воронковой. А сам Александр Борисович уже, наверное, раздал всем, от кого зависело сохранить эту тайну, по пачке банкнот (как в преферансе раздавал, наверное, спокойно: раз, раз, раз!)!

Соня гремела посудой на кухне, когда я позвонила Мишину.

– Что, дело закрываешь? – Я даже хотела зажмуриться в ожидании ответа.

– С чего бы это? – Его удивление казалось искренним. – Разве нашли убийцу?

Кажется, он даже был раздражен этим странным утренним вопросом.

– Ну да, у меня есть кое-кто, кто может похвастаться небесными связями… – Перед моими глазами всплыла голая Саша, обнимающая своей костлявой рукой красивую голову моего мужа.

– Мы работаем, – донеслось до меня, и я поняла, что разговор как бы окончен. Думаю, Мишин все правильно понял – у дамочки утренняя истерика.

– Когда можно забирать тело? – крикнула я в трубку.

– Завтра, – ответил он и отключился.

Я набрала его снова.