Лариса Соболева - Ночи с Камелией

– К кому благоволил ваш дядя, к Белеву?

– Нет-с, – смутился Евгений, потерявший после обморока способность четко излагать свои мысли. – К Шарову… то есть к убитому.

– Стало быть, фамилия убитого Шаров?

– Да. Юлиан Шаров. Весьма беспардонный молодой человек, однако… дяде он нравился.

– Чем же нравился?

– Трудно сказать, я ведь с Шаровым познакомился, когда приехал в имение… Шаров был там управляющим… месяца два… или три. Дяде хотелось, чтобы мы с ним подружились. Я подивился такой причуде, но не спорил, правда, и тесной дружбы с Шаровым не завел, мы слишком далеки друг от друга, но чтобы угодить дяде, я изредка терпел общество Юлиана. Что удивительно… дядя упомянул его в своем завещании.

– Что вы говорите! – насторожился Зыбин. – И что же оставил ваш дядя своему управляющему?

– Пять тысяч рублей.

– Не много ли? – взметнул брови вверх Виссарион Фомич, поразившись щедрости Долгополова.

– Дядя был человеком странным, никогда не объяснял своих поступков.

– Какова же была реакция Прасковьи Ильиничны на завещание?

– Трудно сказать, – пожал плечами Евгений. – Пожалуй, завещание оставило ее равнодушной. Тетя не в себе после убийства дяди.

– Ну, а друзья у этого Шарова имелись?

– Об этом мне ничего не известно.

– О его родственниках вам тоже ничего не известно?

Евгений отрицательно покачал головой, а Виссарион Фомич надолго задумался. Опираясь на опыт, он с уверенностью мог заявить, что странности в любом человеке обусловлены скрытыми причинами, а не блажью. И нет таких людей, которым удалось бы утаить причины своих странностей от близких. Настала пора повидаться с женой Долгополова, но прежде Виссарион Фомич намеревался переговорить с Белевым, который составил протекцию Шарову. Вспомнив о Евгении, он небрежно махнул тому рукой:

– Ступайте, сударь».

Поднимались на седьмой этаж без лифта, который в доме в общем-то был предусмотрен, но все попытки его вызвать закончились неудачей. Стены подъезда были ободранными до безобразия и красочно разрисованными местными дарованиями, в нос ударяли едкие запахи пищи, пота, проржавевших труб и чего-то неопределенного, но страшно неприятного. София остановилась передохнуть, брезгливо огляделась:

– В этом доме жить – находиться в постоянном страхе, что он рухнет. К кому мы идем?

– Осетрину проведать, – сказал Вовчик, хихикая.

– Давай, давай, вперед жми, – подгонял его Артем.

На седьмом этаже кнопки звонка не обнаружили, постучались. Дверь открыла маленькая, забитого вида пожилая женщина:

– Вам кого?

– Люсю Осетрову, милиция, – сказал Артем. – Дома?

– Дома, – распахивая дверь, сказала женщина. – Проходите. Что она опять натворила? Вы забирать ее пришли?

– Проверить, как устроилась после освобождения.

– Она-то здорово устроилась, – захныкала женщина. – Сами посмотрите.

Вошли в комнату, где витали пары алкоголя, на тахте спала молодая деваха лет тридцати с испачканным косметикой лицом и со спутанными волосами. Спала в одежде, неприлично развалившись.

– Вот так и устроилась: пьет, спит, по мужикам таскается, у меня деньги крадет, – жаловалась, видимо, мать. – Притащилась в пять утра пьяная, ругалась, грозилась сдать меня в дом престарелых. Вы ее не разбудите, берите так.

– Мы не будем брать, – отказался Вовчик.

Артем кивнул на дверь: мол, выходим, мать семенила за ними, уговаривая:

– Заберите ее, а? Назад, в зону. Мне житья от нее нет.

– А у нас оснований нет, – сказал Артем. – Напишите заявление в милицию, что она ворует у вас деньги, плохо ведет себя и так далее.

– Как же я напишу? Она ж меня прибьет.

– А без заявления нельзя.

– Может, заберете? Люська все равно туда попадет… – Ее мольбы не были услышаны.

На улице София надышаться не могла свежестью, да и расхотелось посещать освободившихся женщин, но она об этом не сказала, лишь заметила:

– Не тянет Люся на осетрину, скорее, на протухшую рыбку из заброшенного пруда. Ребята, как думаете, это она выходит на дорогу? Мне кажется, Люся вполне способна не только пить до бесчувствия.

– Поехали, – садясь в машину, бросил Артем, оставив Софию без ответа. – Следующая по списку Липник.

Квартира оказалась намного опрятней первой, сама Липник – милой, по-девичьи стройной, примерно того же возраста, что и Осетрова, – при подборе кандидаток упор делали исключительно на возраст.

– У меня все документы в порядке, – испуганно захлопала она глазами.