Райнов Богомил - Инспектор Антонов рассказывает

Когда меня вызывают к шефу, я как раз перелистываю документы, собранные в темно-зеленой папке.

Полковник встречает меня стоя за своим столом, кивает в знак приветствия, указывает рукой на кресло и тут же — небрежным жестом — на деревянную коробку на столе, ^го означает «можешь курить» и в то же время «готовься к подробному докладу».

— Ну, что новенького? — спрашивает шеф, дождавшись, когда я сяду и закурю.

Излагаю с максимальной краткостью установленные до сего времени факты, стараясь не пропустить ничего существенного, несмотря на то, что полковник, наверное, уже в курсе дела и осведомлен о наиболее важных деталях.

— Не понял, почему хозяйка так рано звонила Асенову…

— Носила ему завтрак. В семь часов, как обычно. Асенов не любил залеживаться.

— Что в показаниях Манева и Коевой?

— Ничего интересного, кроме того, что они полностью совпадают. Скандал преподносится обоими как сцена ревности.

Шеф задает еще несколько вопросов о том о сем, попадая точно в те места, где я допускал промахи. Потом следует неизменное:

— Каковы твои версии?

Снова краткое изложение с моей стороны, на этот раз богато приправленное выражениями, вроде «если», «в том случае, если» и «возможно». Полковник слушает меня задумчиво, что дает мне возможность как бы по рассеянности закурить вторую сигарету. Шеф не курит и очень не любит, когда в его кабинете усиленно дымят.

— Думаю, что пока ты правильно очертил круг, — кивнул полковник, после того как я замолчал. — И все же имей в виду, что решение задачи может оказаться и вне круга.

— Понятно, — отвечаю я и собираюсь встать. Но полковник останавливает меня жестом:

— Надо иметь в виду и другое — действовать следует как можно быстрее. Ты знаешь, Антонов, что я считаю тебя хорошим работником и не имею привычки вмешиваться в твои дела, хотя иногда ты проявляешь излишнюю самоуверенность и используешь некоторые… ну, назовем их, своеобразные методы допроса. Но на этот раз случай особый, и надо об этом помнить. Речь идет о смерти, может быть, насильственной, подданного другой страны. У нас подобного, как ты знаешь, до сих пор не случалось, и это происшествие — на руку вражеской пропаганде. То, что Асенов — болгарин, также будет использовано эмигрантскими центрами в спекулятивных целях. Короче говоря, уголовное преступление будет представлено как политическое убийство. Именно поэтому необходимы быстрые действия, но эта быстрота не должна, естественно, мешать правильному ходу следствия.

— Ясно, — говорю я и встаю.

И вот я снова над зеленой папкой. Потому что быстрота быстротой, но следствие нельзя вести со скоростью мотоцикла.

Документы в зеленой папке — это в основном протоколы допросов, отражающие эпизоды из биографии той самой доброй девицы Магды Коевой. Девица явно была очень добра ко многим, исключая саму себя. Беспорядочные и частые связи с иностранцами. Оплата наличными или натурой — кофточки, белье, косметика. Безделье и кутежи в шикарных заведениях. Предупреждения и торжественные обещания начать работать. И другие подробности в том же духе. Последние из имевшихся данных — полуторагодичной давности. Будем надеяться, что поведение Магды с того времени изменилось. Исполненный таких надежд, выуживаю из протоколов на всякий случай несколько имен. Потом прошу принести мне другую папку, связанную с одним из этих имен.

Я уже кончаю со второй папкой, когда вошедший лейтенант сообщает, что меня ожидает некто Пенев. Приходится немного собраться с мыслями, чтобы вспомнить, что этот Пенев проживает совместно с Моньо и Спасом и что я сам велел его вызвать часа два тому назад.

В двух словах объясняю новоприбывшему, в чем дело, и прошу его рассказать мне о личностях Спаса Влаева и Моньо Кирова.

— Гангстеры! — коротко отвечает Пенев и замолкает, полагая, что выполнил свою задачу.

— Что вы под этим подразумеваете?

— Я же говорю вам: гангстеры! Из-за них просто не уснешь! Что ни вечер — магнитофон, визг, песни, и так до поздней ночи.

— Еще что-нибудь?

— Да разве этого мало? Я же трудовой человек. И при этом — бухгалтер. Мне нужна собранность. Перепутаешь цифру — и окажешься за решеткой. А после бессонной ночи…

— Я отлично вас понимаю, — прерываю я его. — Но на что живут эти двое? Чем занимаются? С кем общаются?

— С кем общаются? С такими же паразитами, как они сами. Ходит какой-то художник Филипп, какой он там художник — черт его знает, шляются всякие подонки… И Спас, и Симеон вроде бы студенты юридического, но как они учатся, когда учатся — один бог ведает. Спас дерет деньги со своей матери, а Симеону шлют родители из провинции. Отец его, говорят, видный человек, но пока что ни разу не догадался хоть глазом глянуть, как сынок тут проматывает его денежки…