Ян Флеминг - Разглашению не подлежит. Осьминожка. Полковник Сун

Кое-что об их отношениях стало известно в секретариате, по крайней мере мне, хорошо знавшему Мастерса. Озабоченный хмурый вид, частые странные телефонные звонки в служебное время, самовольные уходы за десять минут до конца работы, чтобы успеть проводить Роду в кино, и, естественно, часто повторяющиеся полушутливые вопросы, заданные как бы невзначай: «Чем занимаются другие жены в течение дня? Не считают ли они, что здесь немножко жарко? Не кажется ли вам, что женщин (он всегда добавлял при этом: «Благослови их Господь») легче расстроить, чем мужчин…»

Беда, или по крайней мере большая ее часть, состояла в том, что Мастерс совсем потерял голову. Рода была для него всем. Если она несчастна или волнуется, значит, виноват только он один. В отчаянии он повсюду искал ей занятия, способные заинтересовать ее и развлечь, пока наконец он, а вернее, она не остановилась на гольфе. Надо заметить, что гольф на Бермудских островах — очень серьезная вещь. Там есть несколько великолепных гольф-клубов, включая знаменитый «Центральноокеанский», где играет весь высший свет, а после игр все собираются в клубе поболтать и выпить. Наконец она получила то, к чему стремилась, — приятное времяпрепровождение и избранное общество. Один бог знает, как Мастерсу удалось наскрести достаточно денег, чтобы заплатить вступительный взнос, за уроки и за все остальное, но он заплатил, и это был день его торжества.

Рода стала целыми днями пропадать в «Центральноокеанском». Она прилежно тренировалась, осилила все премудрости гольфа, участвовала в небольших соревнованиях и ежемесячных турнирах и через полгода не только освоила респектабельную игру, но и стала общей любимицей мужской половины клуба. Меня это не удивило. Я помню, как видел ее там несколько раз. Очаровательная загорелая фигурка в коротеньких шортах с белым козырьком на лбу на фоне зеленого газона; элегантные движения, подчеркивающие ее стройность, и должен признаться вам, — глаза губернатора оживились, — более прекрасного создания я никогда больше не видел на поле гольф-клуба. Само собой разумеется, что вскоре случилось то, что должно было случиться. Шло соревнование смешанных пар. Ее партнером был старший сын Таттерсолла — их семья главенствовала среди коммерсантов Гамильтона и в определенном смысле принадлежала к правящему слою бермудского общества. Юный шалопай был чертовски хорош собой. Прекрасный пловец и неважный игрок в гольф, с быстроходным катером и открытой «МГ» [15] Марка спортивного аптомобиля. — вы знаете этот тип молодых бездельников. Гоняют на автомобилях, или катаются на яхтах, или веселятся в ночном клубе с девицами, а если те недостаточно быстро ложатся в постель, то лишаются всех этих удовольствий.

После упорной борьбы в финале Рода и Таттерсолл выиграли. Филип Мастерс был среди ликующей толпы именитых гольфсменов, провожавшей победителей до дома. В тот день он веселился в последний раз, потом способность радоваться пропала у него надолго, быть может, на всю жизнь. Почти сразу же она стала любовницей Таттерсолла, а перешагнув черту, она уже не останавливалась и неслась вперед сломя голову. Поверьте мне, мистер Бонд, — губернатор сжал кулак и осторожно опустил его на край столика, — это было отвратительное зрелище. Она не сделала ни малейшей попытки смягчить удар, как-то попытаться скрыть происходящее. Она просто взяла молодого Таттерсолла и отхлестала им Мастерса по лицу. Она могла вернуться домой в любой час ночи; под предлогом, что якобы спать вместе слишком жарко, она выселила мужа в отдельную комнату. Если она когда-то и прибиралась по дому или готовила еду, то лишь затем, чтобы сохранить видимость приличия. Понятно, что через месяц все стало известно, а бедный Мастерс был украшен парой таких огромных рогов, каких еще не видывали в колонии. Наконец вмешалась леди Берфорд и побеседовала с Родой Мастерс — предупредила ее, что она разрушает карьеру мужа и так далее. Но беда заключалась в том, что при этом леди Берфорд, находя Мастерса занудой и пережив в собственной молодости пару приключений (а она по-прежнему оставалась красивой женщиной), отнеслась к Роде чересчур снисходительно.

Конечно, и сам Мастерс (он рассказал мне об этом позже) применил весь обычный в таких случаях арсенал: просьбы и увещевания, яростные приступы гнева и ожесточенные ссоры, рукоприкладство (он признался мне, что чуть не задушил ее однажды ночью), а под конец — ледяное презрение и угрюмое, замкнутое страдание.