Андрей Воронин - Спецназовец. Взгляд снайпера

Не переставая жевать, Парамонов посмотрел на часы. Зулус оторвался от прицела, тоже посмотрел на часы и сделал пометку в лежащем на ступице рулевого колеса обтерханном блокноте. Потом аккуратно зачехлил прицел, вложил его в футляр, а футляр спрятал в перчаточное отделение. Снятый с привычного места на казеннике винтовки прицел, как обычно, вызывал желание вернуть его туда, где он должен быть, и использовать по прямому назначению, которое заключается не в том, чтобы подглядывать, а в том, чтобы наводить оружие в цель. И, как обычно, утешало лишь то, что отсрочка временная и что по ее истечении долгожданный миг настанет и пуля ударит точнехонько туда, куда укажет обращенная острием кверху черная галочка визира.

Запустив двигатель, Зулус бросил прощальный взгляд на кафе, где сидел Парамонов. С такого расстояния без оптики тот выглядел просто светлым пятнышком на фоне синего тента; его хотелось стереть мокрой тряпкой, как птичий автограф с капота. Мягко передвинув рычаг коробки передач, Зулус дал газ, и машина плавно тронулась с места, вклинившись в плотный поток уличного движения.

Подхваченный очередным порывом ветра черный мешок для мусора стремительно набрал высоту, а затем вошел в крутое пике, как атакующий противника полиэтиленовый камикадзе. Парамонов видел, как он на несколько мгновений распластался по решетке радиатора мчащейся в сторону Кольцевой иномарки, а затем, соскользнув вниз, угодил прямо под колесо. Виктору Тарасовичу стало интересно, сумеет ли он после этого взлететь, но тут рядом с кафе затормозил черный «фольксваген-туарег», и он мигом забыл о пакете: это была машина Молоканова.

Майор выбрался из-за руля и, косясь на надвигающуюся грозовую тучу, направился к кафе. Он был невысокий, плотный, круглолицый, с невыразительными, будто смазанными чертами лица, к которому словно навек прикипело кислое, недовольное выражение. В одежде майор предпочитал спортивный стиль – разумеется, в понимании современных дизайнеров одежды. Китайские швеи тоже внесли в его облик свою лепту, так что, будучи одетым с иголочки, Молоканов все равно выглядел так, словно неделю спал не раздеваясь. Справа под мышкой майор держал барсетку, которая зрительно уравновешивала вздутие на левом боку под легкой спортивной курткой, означавшее пистолет в наплечной кобуре.

– Да, – поздоровавшись и заказав себе пива с орешками, сказал Молоканов, – теперь вижу, зачем ты меня позвал. Что за наезд?

Парамонов криво усмехнулся (поскольку иначе, с учетом обстоятельств, усмехаться теперь просто не мог) и осторожно потрогал двумя пальцами синяк.

– Дело не в наезде, с наездом я разберусь сам – слава богу, не впервой. Дело, Гена, в твоем начальнике. Придержи его. Этот Мамонт меня, ей-богу, достал!

– Поменьше божись, – посоветовал майор. – А то он услышит и заинтересуется: кто это там, внизу, меня так часто поминает? Может, человеку помощь нужна? Приглядится, а тут – мама моя дорогая!.. А может, уже пригляделся? Может, это, – он показал на приближающуюся грозовую тучу, – по твою душу?

– А может, по твою? – огрызнулся Парамонов.

– С чего это вдруг? Я сижу тихо, как мышка, и ничьих имен всуе не поминаю. Если поминаю, то исключительно по делу, а это не считается.

Он без спроса, прямо пальцами взял с тарелки Виктора Тарасовича кусок мяса, обмакнул его в кетчуп и целиком отправил в рот.

– Мм, недурно!

Парамонов толчком придвинул к нему тарелку с оставшимися двумя кусочками шашлыка. Аппетит пропал: при одной мысли о том, чтобы есть из тарелки, в которой ковырялся своими бледными пальцами этот упырь, к горлу подступала тошнота.

– Заказать тебе еще? – спросил Виктор Тарасович.

Молоканов перестал жевать и некоторое время многозначительно переводил пристальный взгляд своих бесцветных невыразительных глазок с лица Парамонова на тарелку и обратно.

– Спасибо, – сказал он наконец, – проголодаюсь – сам закажу. Я натурой не беру, предпочитаю наличный расчет. И, кстати, времени у меня – кот наплакал. Зачем звал, Парамонов?

Виктор Тарасович отодвинул тарелку в сторону, на край стола. Майору принесли пиво и блюдечко с арахисом. Он бросил в рот пару орешков, хлебнул из бокала и на мгновение зажмурился от удовольствия.

– Ну, – сказал он, – так чем тебе не угодил мой дорогой шеф?

Парамонов коротко объяснил, в чем дело. Молоканов длинно вздохнул и укоризненно покачал лысеющей головой.

– Когда ж ты угомонишься-то, а? Что ж тебя, дурака, все время на уголовщину-то тянет? Сто раз тебе было сказано: не умеешь – не берись! Нынче не девяносто первый и даже не двухтысячный, а ты все быкуешь, как солнцевский браток на вещевом рынке. Вот и добыковался, мозги твои бараньи. И что прикажешь теперь делать? Легко сказать – придержи Мамонта! Он мне, как ты правильно подметил, не подчиненный, а начальник. Как я его придержу? Тем более что наскочил он на тебя сам, лично, и этот тип, который тебе в табло закатал, по твоим же словам, у него в дружках ходит.