Евгения Черноусова - Тридцать три несчастья

– Ага, – ехидно кивнула Люся. – И это совсем другое дело!

– Ладно, замяли, мне эта травма даже на пользу пошла. Сколько бы ещё эту дрянь в себе носила, и на юг бы поехала. Тогда бы точно мне конец пришёл. А в хирургии кровь взяли, а там гемоглобин никуда – ну, и послали на консультацию в область. А там, конечно, дату операции назначили.

– Мама, а почему ты нам не сказала про болезнь?

– Разве?

– Да ладно, Дениска, говорила она, и не раз. Только мы не придавали значения, потому что папа каждый раз перебивал, что она на себя напускает только.

– Люба, а как получилось, что ты в драку ввязалась? Мимо проходила?

– Да нет. Я спала. Я тогда уже каждый день неважно себя чувствовала, поэтому, как свободная минутка, всё прилечь норовила…

– А папа говорил, что ты растолстела и обленилась…

– Денис! – прервала его сестра, бросив взгляд на учительницу.

– В общем, проснулась от девичьего крика «Мама!». Балкон открыт, а этот шалман прямо напротив, ну, эта развалюшка, где алкаши Кожевниковы живут. Меня по сердцу резануло. Бегу, вижу, что Катя дома, а всё равно бегу! Только халат на ночнушку накинула, даже не застегнулась…

– Мама, а почему ты не остановилась, это же не Катя была?

– А что, чужую девочку не жалко?

– Жалко, – сказал через паузу Денис, когда увидел, что все глядят на него и ждут ответа. – Но тебя жальче.

– Эх, Дениска, – вздохнула учительница. – Мама на то и мама, что всегда побежит на этот девичий крик. Такие подонки когда-то её жизнь сломали…

– А я знаю, – сказал Денис, увидев, что мать предостерегающе сжала руку подруги. – Тогда маму папа спас! Они не успели сломать!

– Челюсть сломать успели. Мама ведь тогда только в институт поступила. А пришлось ей сначала в больнице полежать, а потом дома остаться. Тётя Катя, бабушка ваша, её жидкой пищей через трубочку кормила.

– И всё равно папа ей жизнь спас!

– Ну да, ну да, – утешающе пробормотала Люба, обнимая сына.

Катя откликнулась по телефону:

– Да. Мы в школе, Денис контрольную по физике переписывает. Ладно, сейчас, – и, отключив телефон, сказала. – Дедушка за нами приехал.

– Давайте. Я в воскресенье приеду, увидимся у Татьяны Николаевны, – обняла детей Люба.

Когда дети вышли, Люся спросила:

– Люба, что-то не так с этим спасением?

– Да всё не так! Это были приятели Сергея.

– И ты простила?

– Я увидела его с одним из них спустя три с лишним года. Везла Катю на коляске, уже была беременна Дениской. Этот сразу ушёл. У меня была истерика. А Сергей сначала уговаривал меня, что я ошиблась, но я слишком хорошо запомнила ушные раковины нападающего. Они такие… не знаю, как сказать… очень закрученные и совсем без мочек. Потом уверял, что это совершенно незнакомый человек остановил его и спросил, как пройти к музею. Я поверила. А недавно рассказывала об этом тётке Сергея. И она мне сказала, что такие уши были у его школьного приятеля Вовки. У него кличка была Ушан. Сказала, очень был злобный малый с садистскими наклонностями. Вроде, милиционером стал.

– Ты думаешь, они напали на тебя по наводке Сергея? Но почему избили так жестоко? Садистская натура мента вовремя остановиться не позволила?

– Может быть. А может, таков заказ был? Чтобы я в институт не поехала? Я ведь потом за героя замуж вышла.

– Ой, смотри, Катины ключи… надо догнать!

– Лучше позвонить.

Они не услышали, как отпрянула от двери и поспешно выскользнула из кабинета Катя, отключив телефон, и побежала на выход, по дороге утирая слёзы. Людмила Павловна нашла её в раздевалке.

– Всё будет хорошо, – сказала она девочке, передавая ключи.

Та кивнула, а выйдя за порог, мрачно сказала сама себе:

– Ничего теперь хорошо не будет.

Окно бухгалтерии выходит на бетонный забор, поэтому в комнате темно. Проснувшись, Люба берёт телефон и видит, что ещё рано, шести нет. Но знает, что теперь не заснуть, и встаёт. Зевая, включает свет, выплёскивает воду из чайника в тазик, наливает свежую из ведра, щёлкает кнопкой и, пока вода закипит, успевает умыться над ведром. Пьёт кофе, одевается и, прихватив помойное ведро, выходит в тёмную прихожую конторы. Увы, в здании ни водопровода, ни канализации. Колонка у дороги, скворечник с дырочкой сердечком на двери – за углом. Ничего, послезавтра выходной, и уже завтра вечером она вволю поплещется в ванне и поболтает с тётей Клавой. Люба не такая уж болтушка, но здесь она за месяц так ни с кем и не познакомилась. Не сказать, что ей очень эти знакомства нужны, но за последние два дня она, наверное, раз шесть произнесла «здрасьте» и один раз «да, холодновато». Этак и совсем говорить разучишься!