Влад Ревзин - Затемнения в Мюнхене

Штайнер замедлял ход, отдавал партийное приветствие, ускорял ход.

Некоторые, в том числе старшие по званию, предусмотрительно вскидывали ладонь первыми. Прошли двое с Грюннерштрассе, – штандартенфюрер Отто Боензипен и Вильгельм Бок, недавно прибывший из Винницы. Боензипен посмотрел на Штайнера со страхом, Бок, – равнодушно.

Штайнер преодолел несколько пролетов лестницы вниз и достиг подвального этажа.

Здесь по всей длине здания тянулся длинный коридор, с множеством дверей и бетонным полом.

Сверившись с табличкой на третьей двери справа, Штайнер зашел внутрь. На стеллаже взял каучуковую дубинку, вышел, и вошел в следующую дверь.

В камере стоял плотный табачный туман.

Худой человек прислонился задом к столу и самозабвенно затягивался сигаретой. Второй развалился на стуле и смотрел на стакан в руке.

– Что тут происходит? -заорал Штайнер. – Ганс! Пойдете под служебное расследование! Вон отсюда!!!

Ганса сдуло со стола. Загремела, закрываясь, стальная дверь. Арестованный поставил стакан на пол, сел ровно, руки положил на колени.

Оберштурмфюрер обошел стол, сел напротив арестованного.

У Трактирщика было узкое лицо и большой нос, уныло опущенный к верхней губе. Пшеничные волосы зачесаны назад, заправлены за оттопыренные уши.

Кто в группе слежки назвал Ханса Меркеля Трактирщиком, никто не помнил, на самом деле он был мясником, и держал лавку в шести кварталах от дома Йозефа Майера, в предместье Оберменциг.

Штайнер бросил перед собой палку и она прокатилась по тусклой поверхности столешницы.

– Веселье кончилось, – сказал он.– Ты знаешь, где находишься?

Тот кивнул.

– Ганс добрый. Я злой. Каждый неправильный ответ, – удар палкой. Там, в резине, свинцовый прут. Понял?

– Понял…

– Ты доставлял мясо на Карл-Теодор-штрассе 7?

Трактирщик сморщился, будто собирался заплакать:

– Да…

– Как часто?

– Четыре-пять раз в неделю, – голос Ханса Меркеля дрожал.

Мутная пелена опьянения сползала с глаз. Добрый следователь Ганс исчез, пришел страшный человек.

– Ты лично знаком с Йозефом Майером?

– Кто это?

Удар по плечу. Трактирщик взвыл.

– Владелец дома номер 7, куда ты доставлял мясо.

Ханс Меркель захныкал:

– привозил заказ, отдавал в руки, пожилому мужчине, все…

– Свежую говядину? По ценам черного рынка?

– Но сами понимаете, господин… мне ведь ее тоже не купить по государственной цене…

– За спекуляции на черном рынке тебя расстреляют!

– Не надо!!

В отличие от большинства коллег, считавших пытки единственным инструментом получения быстрого результата, оберштурмфюрер Штайнер был равнодушен к насилию, как таковому, – и использовал его только в самых необходимых случаях. Он презирал тех из своих товарищей, которые явно получали садистское удовлетворение, мучая подследственных.

Его методом была смесь психологического давления, блефа и некоторого количества боли.

– Если хочешь избежать смерти, – сказал он мирно, – ты должен сказать, что, кроме мяса, было в пакетах. И все. Ты сотрудничаешь, – значит, ты не союзник врага. Понятно?

Трактирщик закивал, из носа потекло.

– Я говорил Гансу…

Штайнер поморщился.

– Слушаю.

– В каждый пакет я вкладывал записки, завернутые в лоскуты.

Он сделал паузу.

– Дальше, дальше! – Штайнер встал и принялся ходить вокруг стола, останавливаясь позади арестованного, чтобы легонько ткнуть его кулаком в затылок.

– Я что, должен из тебя клещами слова вытаскивать? Вызвать сантехника с клещами? Большой мастер…

– Хозяин номера 7 забирал пакет, я уезжал.

– А как ты извещал получателя?

– У меня наверху, в квартире телефон. Я звонил и говорил время.

– Как ты к нему обращался?

– Господин Майер…

– Почему ты тогда спросил «кто он»?

– Так по телефону же…

– Глуповат ты, Ханс. Ну, теперь самая легкая часть. Откуда записки? И что было в них?

– Я, – Трактирщик с ужасом осознал, что его язык отказывается служить, – для лавки придумал… рекламный трюк. С аргентинскими травами…

Штайнер поднял брови:

– В самом деле? Аргентинские? И откуда они у тебя?

– Каждое лето… выезжал за город… сам собирал и сушил…

Штайнер хмыкнул и принялся записывать полученные показания.

Он пододвинул к себе протокол допроса и стал сосредоточенно заполнять его, забыв о Трактирщике.

Тот с ужасом наблюдал отрешенное лицо офицера, – выцветшие глаза, серый поношенный китель с черными петлицами, синие узкие губы. Почти старик, – но с выверенными движениями, повелительным голосом, стальным блеском зрачков.