К. Тейлор - Сестры лжи

Одним глазом я смотрю на окно, другим слежу за углом дома. Всякий звук внутри кабинета Айзека кажется усиленным, будто в мегафоне, а Йоханн к тому же взялся отодвигать письменный стол, нещадно скрежеща ножками по деревянным половицам.

Ну, давай же, давай…

Слышу звук сворачиваемого ковра, щелканье засова. Наверное, уже забрался в люк.

Быстрей, Йоханн!

Я слышу чьи-то шаги, и едва блондинистая голова шведа высовывается из окна, до меня доносится запах табачного дыма, а мгновением позже появляется Гейб.

– Гейб! – кидаюсь я ему на шею, едва он сворачивает за угол. Инерции моего тела как раз хватает, чтобы он отшатнулся назад и потерял окно из виду.

– Эмма? – Гейб отталкивает меня на расстояние вытянутой руки, чтобы оглядеть от пят до макушки. Уголок рта ползет вверх в кривой ухмылке. – Ты чего? Надралась, что ли?

Я кладу ладонь ему на грудь, ковыряя большим пальцем одну из дырок в прохудившейся майке, и улыбаюсь.

– М-можбыть.

– Говорят, ты руку в костер сунула?

– Ага. На спор. Выиграла!

– Ну, понятно.

Он делает шаг в сторону, чтобы меня обойти.

– Слушай, у меня идея, – одновременно с ним шагаю и я, перегораживая путь. Ладонь с груди Гейба не снимаю, даже подаюсь вперед, пока между нашими лицами не остается лишь несколько сантиметров. – А давай поболтаем? В сторонке… ну, в тех сарайчиках, к примеру?

– А прямо здесь не получится? Туда-то зачем?

Его руки змеями обвиваются вокруг талии, он притягивает меня, упираясь пахом в низ моего живота, пока его толстый и мокрый язык ищет мои губы.

Мы целуемся на ходу, отступая из-под ярких фонарей главного корпуса в темноту, где я натыкаюсь на дровяную кучу и падаю на поленья навзничь. Гейб наваливается сверху, залезая рукой мне под подол; ищущая рука лезет вверх. Я замираю, когда он хватается за резинку трусов. Накатывает паническая волна.

Я не могу, не могу, не могу так…

Ворочаюсь, извиваюсь под ним, но чем сильнее хочу выбраться, тем больше он заводится. Гейб уже вовсю лапает мою грудь, другой рукой стягивая трусы.

Да где же Йоханн с Ал?!

Вжикает расстегиваемая «молния», я слышу кряхтение, а затем уже знакомый звук: будто кто-то хорошенько наподдал по футбольному мячу. Только на этот раз раздается еще и хруст, словно тесак мясника смачно вошел в кость. Гейб обмякает, скользит губами по моей шее, оставляя за собой дорожку слюны. Не успела я дернуться в сторону, что-то сказать или хотя бы взвизгнуть, как Йоханн хватает Гейба за плечи и сдергивает в сторону. Тот съезжает по поленьям, оседая на грунт с мягким, грузным шлепком.

Йоханн что-то бросает на обмякшее тело. Это полено; то самое полено, с помощью которого мы справились с окном. Три торчащих гвоздя на одном торце сочатся кровью.

Надо мной кто-то склоняется. Кто-то с побелевшим лицом, перепуганными глазами и пергидролевой, прилипшей ко лбу челкой.

– Он мертв, – повторяет Ал. – Гейб мертв…

– Ну же! – Йоханн лихорадочно возится с замком. – Да открывайся же ты, скотина!

Я украдкой кидаю взгляд на Ал, которая стоит рядом. У нее не зрачки, а блюдца с тушью; щеки багровые, на бровях скопились капли пота. Она не сводит глаз с кучи поленьев, которую мы навалили поверх трупа. Делает туда шаг, но я оттаскиваю ее за руку, и в этот миг створка ворот издает скрип, а Йоханн ворчит себе под нос что-то шведское.

– Живей! – подгоняет он нас наружу и тут же закрывает ворота. – Вперед!

Сделав небольшой крюк, чтобы нас не было видно со стороны главного корпуса, мы углубляемся в темноту, разбирая дорогу лишь благодаря бледному сиянию месяца. Я успеваю в последний раз оглянуться на «Эканта-ятру» и выцветшие тряпки, которыми украшены все ее окна. Молитвенные флаги трепещут и хлопают на ветру, но для них нет спасения: они прибиты на совесть.

– Беги! – раздраженно шипит Йоханн мне в ухо. – Эмма, беги!

Мы уже приличное время несемся вниз, перескакивая с одной плиты на третью, огибая скальные обломки или торчащие деревца, когда до меня вдруг доходит, что я больше не слышу за спиной сопения Ал.

– Йоханн! – Опередив меня на добрую сотню метров, он даже не тормозит, поэтому мне приходится поднять голос. – Йоханн!

Он резко поворачивается и раздраженно трясет головой, оскалив зубы. Взмахами приказывает не орать.

– Ал! – отчаянно жестикулирую я в сторону вершины. Деревья и кустарники выстроились темными стенами вдоль тропинки, в ночном воздухе разлит возбужденный стрекот цикад. – Ал пропала!