Михаил Левандовский - 13 Сектор. Следствие против знатоков

Я прошел в кабинет, включил компьютер. На экране высветилось: «Заблокирован. Обратитесь в службу безопасности».

Результата в моем обращении, конечно, не будет — я общался со Стукалиным минуту назад. Я сел за стол и написал начальнику отдела информационной безопасности бумагу о том, что в связи с блокировкой компьютера не могу выполнять прямые рабочие обязанности, снял на личном ксероксе копии и занес их в секретариат гендиректора, а также в кабинет Стукалину.

— Не могу разговаривать, Александр Михайлович, — сказал он, уткнув нос в единственную бумагу на поверхности вдвое большего, чем у меня, но девственно чистого стола и старательно изображая занятость, — жди вызова. Вверх ногами у меня читается не очень хорошо, но разглядеть, что старательно изучаемый секретный документ был прайс-листом на роботы-пылесосы — как-то получилось. Стараясь не показывать, что нервничаю, я отправился в свой аквариум.

На площади перед моим окном мальчики и девочки шли в школу, милиция проверяла нелегальных мигрантов, не очень симпатичные модели раздавали рекламки. Они стоят здесь не первый день и всякий раз пытаются всучить мне какой-нибудь пробник, когда я выхожу из офиса. В сентябре еще можно устраивать рекламные акции на открытом воздухе.

Прошло четыре часа. Я набрал внутренний номер — в секретариате трубку не сняли. Сотрудники смотрели на мою дверь с опаской — а зайти боялись. Приближалось время обеда. Слышал я подобные истории. Быть вызванным в момент обеда не хотелось. Какие варианты? У нас есть вендинговый автомат. С тех пор как мы перенесли его в здание клиентского зала, доходы от него выросли в несколько раз. В этот день клиентам остался только кофе — все плюшки и ватрушки вместе с очень солеными чипсами и колбасками из автомата перекочевали на мой стол.

В восемнадцать ноль пять (мало ли как установлено время в системе автоматического учета) я собрался на улицу. Завтра решил прийти с увлекательным детективом и бутербродами, но наверху не выдержали — зазвонил телефон. Секретарша вице-президента произнесла строгим голосом:

— Александр Михайлович, поднимитесь к Сергею Геннадьевичу немедленно. Он сказал — немедленно.

Я пошел на второй этаж. В кабинет меня пустили не сразу.

— Подождите.

Хотелось сказать, что жду весь день, но понял: нервничать ни в коем случае нельзя, надо собраться, пересчитать узоры на паркете второго этажа, успокоиться. Минут через двадцать дверь открылась, оттуда показался Стукалин.

— Заходи, Александр Михайлович, разбираться будем.

Пол в кабинете был выложен фигурным паркетом— разноразмерными восьмигранниками. Черный цвет сочетался с янтарным. На отделку денег не пожалели. Расположенный прямо над моим, кабинет коммерческого вице-президента был гораздо серьезнее. На площадь выходило не окно, не стеклянная стена, а эркер. У предыдущего вице-президента подоконник эркера, симулируя важность его работы, был завален папками со счетами. Рядом с ними находился моднейший дирижабль — акустическое устройство для айфона.

А вот у нынешнего вице-президента, Сергея Геннадьевича Ефимова, на подоконнике стояло полтора десятка фотографий в изогнутых рамках, на которых позировал он сам и некоторое количество высокопоставленных лиц: одни были одеты в штатское, другие носили на плечах большие звезды, — но все до одного они отличались широкими щеками, хорошо известным мне типом глазок, повидавших на своем веку много разнообразного насилия, которое оставило в них свой характерный несмываемый след, и не сходящим с лица выражением абсолютной уверенности в собственных силах.

Моим руководителем Ефимов стал несколько месяцев назад. Сейчас он сидел спиной к своему шикарному эркеру, подчеркивая этим, по всей вероятности, то, что следить за суетой на площади ему некогда. Основной его работой было выступление в многочисленных комиссиях и подкомиссиях.

Волосы цвета старой, но очищенной от патины меди, с легким уклоном в рыжину, скрывали седину и подчеркивали выразительные черты его лица: хорошо вылепленный нос, голубые глаза, морщины, похожие на шрамы. Белокурая бестия на славянский лад, да и только. Орел. Или нет — лев зимой. Фигура и осанка пятидесятипятилетнего человека, не брезгующего удовольствиями, хорошо сохранились, более того — выглядели превосходно.

Сергей Геннадьевич был одет в обычный светлый Zara. Он никогда не носил ничего остромодного, объясняя: «Самое модное в человеке — фигура. На мне Zara сидит так, как на вас Ermenegildo Zegna никогда не будет». И был прав.