Михаил Левандовский - 13 Сектор. Следствие против знатоков

— Что я должен объяснять?

— Что с вами случилось, то и пишите. Как в фильме «Место встречи изменить нельзя». У вас полчаса.

Я откинулся на спинку кресла, расслабился, осмотрел кабинет. Что-то писать придется. Судя по тому, как все только что происходило, объяснительная нужна для занесения в протокол. Надо собраться с мыслями.

Стол у майора подержанный, а вот кресло — вполне приличное, почти как мое. Соседний стол в кабинете тоже был обшарпанным, но на нем стояла пепельница из венецианского стекла, в которой, вместо окурков, лежали ключи с логотипом Mercedes. А кресло рядом — из дорогой бежевой кожи. Сосед майора в следственном управлении мало в чем себе отказывает. Мысленно просчитывать размеры зарплат — моя давняя привычка, которую, наверное, стоит считать следствием профессиональной деформации.

Впрочем, роскошью стол моего собеседника не блистал: чашки с отбитыми краями, канцелярские папки, совершенно стандартный компьютер… А Беляев честный, похоже. Есть стереотип, что все милиционеры берут взятки. Или это не стереотип? Истина, как всегда, где-то рядом.

Любопытный календарь стоял на столе у майора — фирменный, рекламирующий нанотехнологии, с изображением Анатолия Борисовича Чубайса. На каком мероприятии майору его вручили? Неисповедимы пути, по которым передвигается подарочная полиграфия в столице. За календарем валялась какая-то книжка. Обложка показалась знакомой, но разглядеть ее не получалось.

Надо что-то писать. Я собрался с мыслями и приступил.

«Объяснительная записка.

Двенадцатого сентября я, Александр Михайлович Лекарев, был доставлен в следственное управление без предъявления конкретных обвинений.

Могу сообщить следующее: шестого сентября этого года я сделал попытку застраховать свой автомобиль джип, госномер такой-то, в компании, в которой я работал. При попытке страхования возникли непредвиденные технические сложности. Причины своей доставки в следственное управление я не понимаю. Прошу занести в протокол».

— Помните, майор, у Гашека: «Единственным вашим спасением от строгой и справедливой кары может быть только полное признание. У следователя Берниса был «свой собственный метод» на случай утери материала против обвиняемого. Но, как видите, в этом методе не было ничего особенного, поэтому не приходится удивляться, что результаты такого рода расследования и допроса всегда равнялись нулю»?

Я цитировал по памяти. Любимых авторов я запоминаю почти дословно.

Майор побагровел.

— Нечего мне тут большевиков цитировать, — процедил он сквозь зубы, еле сдерживаясь.

— Вот и все, собственно.

Я придвинул листок майору.

— И что тут? Фигня какая-то. Ты думаешь, я тебя насквозь не вижу? На себя посмотри. Тоже мне, директор! — почти заорал Беляев. — Менеджер, который возомнил себя бизнесменом. Пойми, бизнесмены — это те, кто в девяностые под пули лез, они серьезные люди, могут себе позволить, а вы — клерки хилые, вы работать должны. Какая зелень, какие зарплаты по триста штук? Ребята, вы за еду работать должны и работодателей благодарить. Вы это понимаете? Донельзя вы оборзели за последние десять лет, зажрались и туда же поперли — аферы проворачивать. Нет, если ты аферист, то рискуй честно, станешь миллионером. А вот это ваше мелкое кусочничество… Ненавижу ваше семя крапивное.

Так, многое начало проясняться. Майор-то либертарианец. Да и книжечка-то у него на столе знакомая. Никак «Атлант расправил плечи»?

— Товарищ майор.

— Не называйте меня товарищем майором, я гражданин майор.

— Это почему еще?

— Потому что вас, коммунистов, ненавижу. Каждый клерк — коммунист.

В каком-то смысле так оно и есть. Но только если нас, клерков, врачей, инженеров, за людей не считать и зарплату нам платить по принципу «Ты не сдох еще? На вот тебе», то мы эти деньги ни на товары, ни на услуги не потратим. Бизнесу выгодно, когда страна живет хорошо. Это в Европе уже сто лет как поняли. Только либертарианцам это неясно. Так что на допросе я буду считать себя коммунистом. И вести соответственно.

— Но по закону обращение — «товарищ майор».

— Что-нибудь еще добавить можешь?

— Зовите меня просто на «вы».

— Я могу тебя и на «вы» называть. Даже должен так. Но что от этого изменится? Ты попался на попытке мошенничества. Что надо? Еще не знаю, но разберусь.

— Окей, — кивнул я, — задавайте конкретные вопросы.

— Я три часа задаю вопросы. А ты не отвечаешь. Так что протокол — и в камеру! Вытяни руки.