Валерий Ковалев - Мертвая голова

Заходим (первый Савицкий, я за ним), старший лейтенант сзади.

На крашеном деревянном помосте, рядом с горячей батареей отопления, скрестив ноги по татарски, сидит уже знакомый мне Артист. Голый, весь синий от наколок, а на бетонном полу разбросана одежда: шапка с телогрейкой, штаны и прочее.

– О, гражданин прокурор! – довольно щерится фиксами арестант. – Наше вам с кисточкой.

– И тебе не хворать, – отвечает Савицкий. – Так говоришь, поедешь на суд голый?

– А то, – кивает бритой головой злодей. – Я так желаю.

– Ну, коли так, будь по твоему. Выводите (оборачивается Илья Савельевич к начальнику).

После этого мы покидаем камеру и поднимаемся вверх по железным ступеням.

«Ни хрена себе» думаю про себя. «Голый на суде это же скандал. Как можно?»

– Значится так, Петрович, – обращается Савицкий к старшему Воропаю, когда подходим к автозаку. – Этого Артиста посадишь в один отсек в чем есть, а его шматье в соседний.

– ПонЯв Илья Савельевич, – кивает старшина. – Будет сполнено.

Через пару минут охранники снизу выводят из двери голого обвиняемого в наручниках, (один несет его одежду), а тот орет песню

С одесского кичмана,

Бежали два уркана,

Бежали два уркана, да домой!

Лишь только уступили,

В Одесскую малину,

Как поразило одного грозой!

– Хорошо поет лишенец, – умиляется Савицкий. – Грузите.

Конвойные сержанты, отперев боковую дверь кузова, впихивают туда рецидивиста и исчезают вслед за ним, старшина усаживается за руль, мы с Савицким

втискиваемся рядом.

Заурчав двигателем, автозак подъезжает к воротам, коротко сигналит, и они с лязгом ползут в сторону.

Старшина врубает скорость, дает газ, выезжаем на проезжую часть улицы. Далее следует поворот налево, катим по шоссе в сторону автовокзала.

На перекрестке у него сворачиваем направо, машина прибавляет ход, опускаясь в низину, следуем в направлении Горского. Этот шахтерский городок, вместе с еще одним, именуемым Золотое, входит в подчинение Первомайску.

Живут у нас в основном горняки, с весьма высокими заработками. «Жигули», «Москвичи» и даже «Волги» здесь не редкость.

Оставив позади жилой массив, с непременным частным сектором на окраине, выезжаем на степные, с остатками снега, просторы. Они перемежаются еще черными, балками, где уже орут прилетевшие грачи, зеленеющими озимыми полями и белеющими вдали поселками.

Когда до Горска остается километров пять (в запасе у нас еще час), Савицкий предлагает Воропаю остановиться у кринички, что в бегущей сбоку лесополосе, попить водички.

– А нашо водички? – косится на него старшина, – можно и чего покрепше. Вслед за чем сбавляет скорость, съезжает с асфальта на грунтовку и подворачивает к раскидистому дубу на опушке.

Затем глушит двигатель (все выходим из кабины) и зовет, – Мыкола!

– Га! – выбирается тот из кузова.

– Швыдко организуй костерок, шас немного перекусим.

– ПонЯв, – отвечает тот и направляется за хворостом в лесополосу.

Минут через десять у кринички потрескивает костерок, и Иван с Мыколой поджаривают на нем ломти домашнего сала, нанизанного на прутья.

Синеватые капли падают в огонь, трещат и издают дразнящий запах.

Батька Воропай в это время нарезает на расстеленной газете кирпич хлеба и чистит крупный репчатый лук. Здесь же стоит граненый стакан и солдатская, в чехле фляжка.

Первые сто грамм, старшина наливает Илье Савельевичу.

– Хлебный? – принимает его Савицкий.

– Вы ж знаете, – щурится Воропай. – Другого не держим.

Савицкий выпивает, крякает и закусывает ломтем шкварчащего сала на ноздреватом ломте хлеба.

Процесс повторяем мы со старшиной (сыновьям тот не наливает) и сержанты налегают на бациллу*

– Когда Воропай предлагает по второй, Савицкий, говорит,– будя. Затем, имеющие пагубные привычку закуривают, стоим, любуемся природой.

А вскоре ее идиллию нарушают истошные вопли со стороны автозака. – Отдайте шматье, начальники! Я щас кони двину!*

– Во, – осознал, поднимает Савицкий вверх палец.

– Так шо, отдать? – поворачивает голову старшина в сторону машины. – А то захворае.

– Отдай, – кивает Савицкий. – И скажи, чтобы в суде вел себя культурно.

Старшина вразвалку направляется к автозаку и, отперев дверь, влазит внутрь. Вопли прекращаются.

Чуть позже мы въезжаем в Горск и Савицкий выходит у административного комбината шахты. Там у него свой процесс. По нарушениям правил охраны труда, со смертельным исходом.