В итоге, это привело милицию к той самой схватке у лифта, за которой наблюдал через глазок и я. Вот только вместо того, чтобы выдать меня как участника отъема у него взяточных денег, Щукин все свалил на своего ненавистного оппонента. Как Окунев ни отпирался, вместе с двумя нанятыми адвокатами, но в силу отсутствия прямых улик, по данной статье он пошел как соучастник, не поделивший барыш со столоначальником, главой всего предприятия. Но и самому антиквару оказалось не резон выставлять меня в качестве подельника, в этом случае Окуневу грозил куда больший срок, за организацию. А так он вместе посидел со Щукиным за одной скамьей, а затем, не вставая, перешел в ведение другого судьи, рассматривавшего непосредственно его дело, тут уж комиссия стала лишь детонатором скорейшего раскрытия Окуневских махинаций.
Впрочем, перед этим заседанием, по делу Щукина пострадало еще несколько человек, из состава паспортного стола. И даже директор нашей типографии. Выяснилось, что именно у нас печатались липовые регистрации, поставляемые столоначальнику. А еще, что через заместителя директора, полгода как уехавшего на покой в Ниццу, и теперь оттуда усердно извлекаемого, Окунев нашел несколько клиентов для своего «конфиската» из запасников антикварного салона. Клиенты показались Окуневу мелки, он решил расширить свое дело, попросил в нашей типографии сделать визитку посолиднее – и, таким образом, познакомился со мной.
На этом месте я снова мог бы фигурировать в деле, однако оно снова повернулось странным образом – в Питере тамошние служители фемиды задержали Щербицкого, у которого обнаружили вещи из антикварного салона. Как Вовка ни изворачивался, но был вынужден вспомнить, когда и где взял их. Окунев же, не видя в злоумышленнике знакомых черт – он все рассчитывал встретиться со мной, не раз поминал меня к месту и не к месту нехорошими словами, впрочем, не только меня, но и родичей всего следственного отдела прокуратуры, ведущего его дело, – решительно покачал головой, не признавая в Щербицком своего человека. Вот именно в этот момент кто-то из следственного отдела вспомнил об отправленной за решетку банде подростков, которая тоже утверждала, будто начала свой преступный путь с того, что некто кудрявый и в очках намекнул им на квартиру Окунева. Когда старшему из компании предъявили фото Щербицкого, тот возликовал, возликовал и каждый из компании. И даже на очной ставке с Вовкой, как утверждалось, они продолжали упорно тыкать в Щербицкого пальцем.
И жена Окунева, Галина, тоже оказалась на черной скамье: салон красоты, в котором она работала, оказывается, во-первых, страшно экономил на электроэнергии, вернее, вообще не потреблял ее из положенных источников, а только от многочисленных велотренажеров и тому подобных устройств, установленных в физкультурном зале и подсоединенных через динамо-машины к энергосистеме дома. А во-вторых, владелица оного сама нашла для Окунева несколько перспективных клиентов, собственно, так он с ней и познакомился два года назад и сразу пошел в гору.
Одним словом, сели все. За единственным исключением в моем лице, и то, исключительно потому, что фемида повернулась ко мне тыльной стороной, занявшись другими людьми, давно требовавшими ее пристального внимания. Мне оставалось только дать себе зарок не встревать более в подобные истории, тем паче, что Стас, незадолго до конца судебного процесса, предложил неплохую работу в качестве ученика, поскольку он на сей раз укрывался от правоохранительных органов под видом художника-передвижника, очень быстро передвижника из города в город, к слову сказать. А рисует он действительно неплохо, особенно пейзажи и натурщиц – и на то и на другое, у него заказы на два месяца вперед. И зарок этот я себе дал. Вернее дам, вот только наступят холода, доберусь я до дачи Окунева и заберу не изъятое милицией в ходе следствия, особенно ту самую менору, коей я в свое время пытался от антиквара защищаться.
А уж после этого, сами понимаете, никаких авантюр. Слово.
Мы еще остаемся в коконе света.
Когда он распадется (медленно или мгновенно),
Успеем ли мы вырастить крылья
Как у павлина ночи, покрытые глазами,
Чтобы устремиться в этот холод и тьму?
Ф. Жакоте
В этом городке мне оставалось провести последний день. Поезд уходил в восемнадцать тридцать одну, у меня в запасе оставалась уйма времени. Пообедав в одном из местных ресторанчиков, где народу всегда немного, а обслуживание великолепное, я решил немного пройтись. Поразмять ноги перед долгой тряской в «коше», ехать в котором предстояло часов шесть, не меньше, и то, если повезет, и машинист будет поторапливаться, опираясь на график движения, а не торчать перед каждым остановочным пунктом, мимо которого должно проехать на предельно возможной скорости.
Читать дальше