Матс Ульссон - Когда сорваны маски

Что мне было делать? Звонить? А потом? Представиться курьером фирмы «С доставкой на дом»? Но где в таком случае мои товары? Глупая идея. Между тем дом не подавал никаких признаков жизни.

Я мог бы назваться журналистом и сказать, что готовлю репортаж о жизни людей в сконской глубинке. Я сам видел в газетах такие материалы прошлым летом. Но со мной не было фотографа. Кроме того, меня могли узнать, а если при этом они догадывались, что девочка у меня, я рисковал в том числе и ее безопасностью. Не говоря уже о своей.

Я поежился. Дрожать от страха средь бела дня – на меня это непохоже.

Я огляделся. Дорожка, на которой я стоял, была гравийной, но выглядела выровненной и ухоженной. Кроме того, у меня создалось впечатление, что ею регулярно пользуются. Я не видел за стеной никаких строений, но предполагал их наличие. Я не знал, что это могло быть: частный дом или какое-нибудь учреждение. Возможно, частная лечебница. Для них обычно выбирают такие уединенные места. С наслаждением вдыхая свежий воздух, я размышлял о том, почему трава так здорово пахнет. Потом начал накрапывать дождь. Я сел в машину, повернул ключ зажигания и тут же пожалел об этом.

Потому что в этот момент меня осенило.

Ведь если дорогой кто-то пользуется, значит дом не безлюден.

Он не подавал никаких признаков жизни, но кто-то ведь подстригал сегодня эту лужайку?

Сворачивая на шоссе, я был вынужден остановиться, чтобы пропустить двух байкеров. Я проследил за ними в зеркальце заднего вида: оба свернули в сторону ворот. На парковке я развернулся и поехал обратно, но не увидел возле стены ни байкеров, ни мотоциклов. Дорожка упиралась в лужайку посреди леса слева от ворот, то есть байкеры, очевидно, проникли во двор. В задумчивости я постукивал по рулю.

Или стоит все-таки воспользоваться домофоном?

Возможно, но что мне в таком случае им сказать?

Убедительного предлога никак не удавалось придумать. Но я ведь всегда мог соврать, что заблудился.

Подрулив к воротам, я вышел из машины, оставив мотор работать на холостом ходу, и нажал кнопку.

В микрофоне что-то щелкнуло, но только и всего.

Я повторил попытку и на этот раз услышал женский голос:

– Что вам угодно? Сейчас не приемные часы.

Голос звучал резко, почти пренебрежительно. Или мне так показалось?

– Я заблудился. Мне нужно в Сольвикен, вероятно, я не там повернул.

– Поезжайте до шоссе, там повернете налево, – объявила женщина и завершила разговор.

Вернувшись в машину, я закрыл дверцу и позвонил Арне. Тот отвечал, что все хорошо, малышка смотрит по телевизору какой-то старый фильм про дождь.

– Вот уж не думал, что сегодня показывают такое, – удивился я.

– Это еще что, до этого был Нильс Поппе, он же солдат Бом [9].

– Помнишь банду байкеров, которая квартировала прошлым летом у вас в Андерслёве? – спросил я.

– «Темных рыцарей»? Да, были такие.

– «Рыцарей тьмы», – поправил я. – Что с ними сталось? Я не видел их герба на автомастерской. Ведь там была их штаб-квартира, когда в прошлом году я приезжал в Андерслёв?

– Коммуна выкупила мастерские, и их оттуда попросили. Собственно, коммуна всегда владела этим помещением. Она подняла арендную плату, и «рыцари» не потянули.

– И куда они делись, не знаешь?

– Нет, но могу навести справки.

– Передавай привет малышке, – попрощался я.

Завершив разговор, я развернулся и направил машину в сторону шоссе.

Кое-что, во всяком случае, мне удалось выяснить. Строгая женщина в домофоне сказала, что сейчас не приемные часы, следовательно, за стеной находилось какое-то учреждение.

Зато по возвращении в Сольвикен мне не пришлось долго искать газонокосильщика. Андрюс Сискаускас что-то объяснял двум своим «мальчикам», время от времени показывая в сторону веранды, где стоял Симон Пендер.

Андрюс всегда был полон грандиозных планов. Быть может, на этот раз ему вздумалось выстроить мост через залив Шельдервикен. К началу этого лета, во всяком случае, он соорудил при ресторане Симона Пендера коптильню.

Андрюс приехал из Литвы, где, как он сам говорил, работал адвокатом. В Сконе он начинал как сборщик овощей, дослужился до бригадира и со временем стал инвестировать заработанные деньги в строительство и автомобильный бизнес. Сейчас у него были свои рабочие, около дюжины выходцев из Литвы. Он называл их «мальчиками».

Этим летом Андрюс носил характерную стрижку маллет, белокурую бородку и что-то вроде кольца в правом ухе. На шее у него на золотом обруче висел акулий зуб, что уже откровенно отдавало модой семидесятых.