Матс Ульссон - Когда сорваны маски

Зато он сразу понял, о каком доме я говорил. Он даже стриг там траву. То есть не сам он, конечно, а его «мальчики». У Андрюса было три газонокосилки, и все три всегда на ходу. Его территория простиралась от пригородов до Хельсингборга, от Йонсторпа и до Энгельхольма.

– Те, кто живет там, неплохо пристроились, – заметил Андрюс, имея в виду дом за стеной. – В Литве они живут в старых зданиях, да и кормят там плохо.

На словах «те, кто живет там» Андрюс покрутил пальцем у виска.

– Девяностопятипроцентники, ты имеешь в виду? – спросил я.

– Никаких девяноста пяти, я всегда даю сто, – отчаянно затряс головой Андрюс. Похоже, я переоценил его познания в шведском. – Потому что должен. Шведы не хотят работать, хотят только отдыхать. Но нужно иметь сто двадцать пять и десять процентов…

Я не стал уточнять у него, что все это значит, и вместо этого спросил:

– А кто владеет этим учреждением? Это ведь что-то вроде психиатрической лечебницы? Кто там всем заправляет?

– Этого я не знаю. Я посылаю счет-фактуру по мейлу, деньги поступают на счет. Я вообще с ними не вижусь.

– Но в самый первый раз, когда они тебя нанимали, неужели вы не встречались?

– Меня разыскал человек из Польши, по рекомендации. Я послал ему мейл, мы не встречались.

– Из Польши? – удивился я. – Но если он здесь, на него можно как-то выйти?

– Я не знаю, – пожал плечами Андрюс. – Но наведу справки, если хочешь.

Я кивнул.

– А ты никого не видел там, пока вы стригли газон?

– Никого. Все они были внутри. Может, им надо спать.

– Дашь мне мейл?

– Позже пришлю на мобильный.

Я вернулся в свой дом и зашел на сайт местной газеты. Там не оказалось ничего интересного. За исключением того, что какого-то нищего у входа в «Сюстембулагет» облили горчицей. Не исключено, что это был тот самый старичок, которого я там видел.

Я набрал в «Гугле» «Рыцари тьмы», но и это мало что дало. В серии репортажей утренней газеты сообщалось, что «рыцари» воюют с двумя другими байкерскими группировками, названий которых я не нашел.

Тут мой мобильный издал звук, похожий на удар по клавишам старой печатной машинки, и это означало поступление эсэмэски.

Андрюс прислал мне адрес тех, кто, по его словам, заправлял в психиатрической лечебнице. Я не представлял себе, что мне с ним делать.

Написать им и спросить, сколько стоит у них подлечиться? Если они, конечно, вообще этим занимаются. Или поинтересоваться, зачем к ним ездят байкеры?

Хотя, возможно, байкеры понятия не имеют о том, что творится за стенами дома. С другой стороны, кто сказал, что у «рыцарей тьмы» не бывает душевнобольных мам?

Ей понадобилось еще несколько дней, чтобы изучить окрестности, прогуливаясь до гавани и обратно, вдоль побережья и по многочисленным улочкам.

Она привыкла к одиночеству и даже полюбила его. Во всяком случае, научилась извлекать из него пользу.

Ее муж изменился с тех пор, как начал зарабатывать большие деньги.

Вполне возможно, что удачливость не пошла ему на пользу.

Она не вникала в детали его нового – такого уж и нового? – проекта, в которые ее все равно никто не собирался посвящать.

Нет, она не была глупа, даже если в свое время не слишком усердствовала в школе и избегала умников, чтобы не выглядеть на их фоне дурой.

Но каждый раз, когда она пыталась о чем-нибудь расспросить или высказывала свою точку зрения, муж отвечал, что ей не следует так напрягать свои слабые мозги. А свекор со свекровью только смеялись:

– Иди лучше поговори с подругами о моде и косметике. Ты ведь всем им можешь накрасить ногти?

То, что она училась на маникюршу, когда познакомилась с их сыном, было вечной темой их шуток.

Они и не догадывались, что ей кое-что известно и что она продолжает копать дальше.

Инспектор криминальной полиции Эва Монссон, к моему удивлению, совсем не рассердилась на то, что я не обратился к ней сразу. Быть может, потому, что была по уши в работе и просто не могла думать ни о чем другом.

Эву включили в состав группы по борьбе с экономическими преступлениями. Я заехал за ней в Стуруп, и по дороге в Мальмё она взахлеб рассказывала о том, чем там занимается.

Собственно, аэропорт больше не называется Стуруп, теперь это просто аэропорт Мальмё. Вывеску сменили, но разбросанные по полю продолговатые здания рапсово-желтого оттенка остались те же. Хотя не совсем. Тоскливые строения восточноевропейского образца постепенно превратились в торговые центры – квинтэссенцию и венец западноевропейской цивилизации. Сам я давно не бывал здесь, так что этот процесс прошел мимо меня.