Матс Ульссон - Когда сорваны маски

Позади меня нетерпеливо сигналили водители. Поэтому я сделал еще один круг по площадке, а потом решил двигаться вдоль побережья на север, в направлении Страндбадена, Нюхамнслеге и Мёлле.

Между тем подул ветер, то там, то здесь рвались с флагштоков вымпелы и флаги Сконе. И чем дальше я ехал, тем больше убеждался в безнадежности своей затеи. Слишком много поворотов, проулков и вилл самой разнообразной архитектуры и размера попадало в поле моего зрения. Те, кого я преследовал, могли свернуть куда угодно. Что мне оставалось? Стучаться в каждые ворота и проверять, не стоит ли во дворе большой белый джип? Или приставать с расспросами к каждому встречному?

Я вернулся в Хёганес, оставил машину на парковке и зашел в «Сюстембулагет». Это был относительно новый магазин, с просторным, хорошо просматривающимся торговым залом – вполне в стиле нынешней открытой алкогольной политики. Молодой человек с короткой светлой бородкой вежливо осведомился, не нужна ли мне его помощь.

– Я разыскиваю двоих мужчин, которые заходили сюда около получаса назад. Они вышли из магазина с полной тележкой коробок, и меня интересует, кто они. Одного из них, высокого, в кепке, я как будто узнал, но не успел разглядеть как следует, был ли это тот, кто мне нужен.

Продавец посмотрел на меня внимательно:

– Да-да, они долго здесь закупались. Но ими занимался не я, а Йессика.

У Йессики были волосы цвета антрацита, черные ногти и тоненькое колечко в верхней губе. Под прозрачной блузой просматривалась татуировка на спине, которую – спину, равно как и татуировку, – я был бы не прочь разглядеть внимательнее.

– Шампанское, «Боллинген», «Лансон», «Вдова Клико»… в жизни не пробивала зараз столько, – схватилась за голову Йессика.

«Клико» на северо-западной разновидности сконского диалекта звучало до неузнаваемости странно.

– А раньше вы их здесь никогда не видели?

– Не-а. А зачем они вам?

– Кажется, одного из них я знаю, высокого, в кепке.

– Кажется… Вы в этом не уверены?

– Не успел его разглядеть.

– Боюсь, ничем не могу вам помочь.

– Очень жаль… – И тут меня осенила одна мысль. – Они ведь расплачивались банковской картой?

– Не-а… Наличными. Высокий дал двадцать семь тысяч девятьсот двадцать четыре кроны, под расчет.

– И не говорили, куда направляются?

– Не-а… Они вообще ничего не говорили. У маленького как будто шрам на щеке.

Я кивнул и напомнил, что меня больше интересует высокий.

Снаружи у дверей супермаркета на коленях стоял старичок. Он сложил ладони корытцем и шепелявил, щуря масляные глазки:

– Плисс… плисс…

Но тут опять возник худощавый мужчина с жирной собакой.

– Те, о ком вы спрашивали, очень спешили, – вспомнил он.

– Спешили?

– Да. Даже бросили здесь тележку из супермаркета. Вон она.

На парковке действительно стояла корзина на колесиках. Я бросился к ней, но чека там не оказалось. Зато я обнаружил застрявшую между спицами десятикроновую монету.

– Если вернете тележку в магазин, можете взять ее себе, – предложил я мужчине.

Тот покачал головой:

– Собаке трудно ходить.

Его питомец выглядел как насаженный на вертел поросенок.

– Они хорошо закупились, – продолжал высокий. – Неудивительно, что у них на машине был такой номер.

– А что за номер? – оживился я.

– Там стояло «RUS» [8].

– «RUS»?

– Да, «RUS».

– О’кей, – кивнул я, хлопнул в ладоши и нырнул в машину.

Отъезжая от магазина, я увидел в зеркале заднего вида старичка с роллатором, с трудом пробиравшегося к брошенной тележке. Что ж, все на свете имеет свою цену.

Дождь стих уже на Е6, севернее Андерслёва и Мальмё. И в Сольвикене, безлюдном в шесть утра, когда мы выезжали оттуда с девочкой, теперь вовсю кипела жизнь. Взрослые выгуливали собак или занимались своими лодками. Мальчишки удили рыбу или ловили крабов, лежа на деревянных мостках или сидя на пирсе с пластмассовыми ведерками. Я поднялся к своему дому и вставил ключ в дверь.

Замок не поддавался.

Я дергал его туда-сюда, но язычок словно заело.

Наверное, глядя со стороны, не скажешь, но у меня до болезненности обостренная наблюдательность и цепкая память. По крайней мере, так утверждала одна моя знакомая. Сам я никогда к этому не стремился и нигде этому не учился. Это, можно сказать, у меня врожденное.

Так или иначе, проникнув в дом, я больше не думал о проблемах с замком. Потому что, бегло оглядев прихожую и кухню, сразу понял или, скорее, почувствовал: здесь кто-то был.