Патрик Квентин - Он и две его жены, Кто-то за дверью, Леди из морга

Они спустились по бетонной лестнице. За дверью в подвал их встретил погруженный в полумрак коридор, по которому они попали в помещение с деревянным полом и кирпичными стенами. Два столика, стойка бара и зеркало за ней не украшали его. Бармен поил пивом белого бульдога, держа стакан у пасти собаки.

- Чего изволите? - спросил он.

Они заказали три порции ирландского виски.

- Давай, Чемпион, допивай, - бармен попытался вылить остатки пива непосредственно в глотку собаки, но та фыркнула и отскочила.

Уильямса, сидевшего к бульдогу ближе, чем остальные, передернуло.

- Надеюсь, пес не более свиреп, чем кажется, - высказал он предположение

Бармен, споласкивая и протирая стакан, беззаботно ответил.

- Пустое, сэр. Он смирный, как котенок, - челюсть его двигалась так, будто он жевал траву, - если только не пьян.

- Господи, - воскликнул Ульямс, - а сейчас он пьян или нет?

Держа стакан в одной руке, а полотенце в другой, бармен внимательно оглядел своего любимца.

- Так себе, слегка поднакачался пивом. Для него это сущая ерунда. Вот от виски он по-настоящему звереет.

Покачиваясь на кривых ногах, бульдог подошел к Уильямсу, опустился на задние лапы и гавкнул.

- Он говорит, что хочет выпить, - перевел с собачьего бармен.

- Бог мой! Ну так налейте же ему скорее, - Уильямс поджал ноги. - Дайте ему пива.

- Э-э нет, - сказал бармен. - Он просит виски.

- Но вы же сказали, что от виски он звереет.

- Это точно, - вздохнул бармен.

Уильямс сунул псу свою порцию. Бармен ловко перехватил стакан, одним глотком опорожнил его на три четверти, а остальное дал псу.

- Мы с Чемпионом благодарим вас, джентльмены, - поклонился хозяин и отвел пса за стойку.

- Налей-ка мне двойную, да побыстрее, - попросил Уильямс и залпом выпил.

Бармен улыбнулся:

- Да вы не напрягайтесь. На самом деле, трезвый он или пьяный, пес не бывает злым. Это был небольшой аттракцион. Так мы выпрашиваем себе рюмочку-другую. А поддав, Чемпион выделывает всякие забавные штучки. Это здорово помогает в торговле.

- А что он умеет?

- Ну, показывает, например, как валяется пьяный. Лает по заказу, делает сальто. Но дайте ему понюхать перчатку или носовой платок, и он отыщет владельца даже на крыше соседнего дома. Как это ему удается, не знаю.

- Наверное, по запаху, - предположил Уильямс.

Где-то за столом прозвучал обрывок мелодии. Кто-то играл на саксофоне. Играл очень громко, но прозвучало всего несколько тактов.

- Что это? - спросил Крейн.

- А, - махнул рукой бармен, - один музыкант. Их тут целая компания.

Крейн грыз хрустящий картофель.

- Кстати, - сказал он, обращаясь к О'Малли, - помнишь, нам говорили, что Сэм иногда заходит в "Каверн?".

- Трубач-то? - спросил О'Малли.

- Вы говорите о Сэме Удони? - вмешался бармен. - Он раньше играл у Валли.

- Хотелось бы повидаться со стариной Сэмом, - сказал Крейн, допил виски и спустился на грешную землю с высокого табурета.

- Вы можете увидиться с ним хоть сейчас. Только я не уверен, что он сможет поговорить с вами.

- А в чем дело? - поинтересовался Крейн.

- Джин плюс марихуана. Когда их смешивают, разговор не клеется.

- Дьявол, - покачал головой Крейн, - вот не думал, что старина Сэм этим балуется

Бармен взял у него десятидолларовую ассигнацию, подержал, изучая ее, поверх кассового аппарата и нерешительно нажал три кнопки. В окошечке кассы появились три цифры: 4.20. Копаясь с мелочью, бармен сокрушался:

- По-моему, все музыканты курят это зелье. - Он дал Крейну пятидолларовую бумажку, три монетки по двадцать пять центов и пятицентовик.

- Может быть, за той стенкой найдется и для нас столик? - Две монетки по двадцать пять центов выпали из руки Крейна и покатились по стойке.

- Вполне возможно, - бармен смахнул мелочь в ящик. - В соседней комнате полно пустых столов.

- Может быть, вы принесете нам туда пинту ирландского и сифон? - Крейн увидел в зеркале свое отражение. Синяк под левым глазом, ссадина на виске, длинная царапина под ухом.

- Кварту, - поправил О'Малли. - Надо подготовиться к вечеринке на крыше.

- Тай! - гаркнул хозяин. Тот, выскочив им навстречу, шарахнулся в сторону и закатил раскосые глаза. Его белая куртка была покрыта пятнами.

Дым, как тонкая серая шелковая ткань, клубился под тусклой лампочкой и делал почти неразличимыми фигуры мужчин, сидевших вокруг стола, что стоял в центре.

- Фу-у, - проворчал Уильямс, - словно туман на Нот-Ривэр.

Наконец, глаза привыкли к полумраку. Шесть голов склонились перед седьмой, совершенно лысой головой толстяка, восседавшего на столе, скрестив по-турецки ноги и сложив руки на груди. Он был воплощение покоя. Он не курил, остальные курили.