Виктория Платова - Тингль-Тангль

Это – не важно. Не так уж важно.

Важно, что она сможет помочь Ваське, которая никогда не просила ее о помощи. И которая почти никогда не называла ее Микушкой. А ведь этого Мике хотелось больше всего на свете. Проклятый миллион… Она отдала бы и его, если бы была уверена, что «Микушка», слетевшее с Васькиных губ, стоит именно столько.

Но Мика в этом "совсем не уверена.

Чувства, вспыхнувшие к этому парню, теперь кажутся ей абсолютно пустыми. Смешными, недостойными. Единственный прок от них – brissago , но Мика совсем не уверена, что когда-нибудь снова затянется brissago .

То, в чем она уверена абсолютно: сейчас она будет готовить гарротаду.

Блюдо из морских ежей, которое ей еще никогда не приходилось делать. На этот раз оно будет приправлено рыбой. Большим количеством рыбы. Рыбой начиналась их история с Ральфом, ею же она и закончится.

…Вдохновение, которое охватило Мику при виде рыбы (определить ее породу невозможно), не покидает ее ни на секунду. Омела, тимьян, мирт – все ножи задействованы. Тимьян для головы и хвоста. Омела – для чешуи. Мирт понадобится для того, чтобы вспороть живот. Она точно знает, что не удивится ничему, что бы ни оказалось в рыбьем животе. Но кроме внутренностей, типичных для всех рыб, кроме рыбьего пузыря, в котором уместилась бы маленькая строптивая Васька, там нет ничего сверхъестественного, кроме разве что цветков пейота. Воспроизведенных с фотографической точностью, совсем как в ежедневнике Ильбека Шамгунова. Еще Мике кажется, что она видит светящиеся пунктиры трасс – Шанхай, Гонконг, Сингапур, по ним летят самолеты, все как один – «Боинги»; трассы соединяются в треугольник, затем заворачиваются в круги, похожие на очки Ральфа Норбе. Больше никаких упоминаний о нем в чреве рыбы нет.

За исключением маленькой, покрытой слизью пули, которая выскальзывает из рыбьей головы.

Мика выбрасывает ее в неделями пустовавшее мусорное ведро.

За приготовлением гарротады она проводит несколько часов. Она не забыла положить ни одной специи, она превзошла сама себя, к тому же в холодильнике снова нашлись перцы, и зелень, и репчатый лук. Мика шинкует зелень и нарезает лук крупными кольцами. Она успокаивается только тогда, когда вся кухня оказывается наполненной запахом еды. Густым, нежным и свежим.

Вот видишь, Васька, я решила твою проблему, и ее больше нет. Ты можешь возвращаться домой. Можешь возвращаться.

Единственная неприятность: рыбья кровь на Микиных руках. Она почему-то не слишком хорошо смывается. Но это, скорее всего, вопрос времени. И раньше с Микой случались подобные неприятности – кровь (рыбья, мясная, но в основном – рыбья) затекала под ногти и надолго оставалась там. Может быть, поэтому Мика никогда не отпускала длинных ногтей.

Нет их и сейчас, что, несомненно, положительный момент.

Теперь, когда Ральф превратился в рыбу, а рыба – в еду, Мика может ни о чем не беспокоиться, она может ждать Ваську или не ждать Ваську, а ждать кого угодно, пусть даже посланцев от Тобиаса, главное – Ваське больше ничего не угрожает.

Она снова может облачиться в пижамку с медвежатами, и даже вернуться в свою комнату, и заснуть наконец спокойно. А Мика постережет ее сон, у Мики всегда это получалось.

И черных крестов в календаре Ильбека Шамгунова больше не должно существовать.

Чтобы убедиться в этом, Мика вытаскивает календарик из ежедневника: крестов и правда нет, и обведенного красным завтрашнего дня – тоже. Нет и рисунка с тосканским домом, вместо этого Мика видит схему метрополитена, какую видела всегда, на каждой станции питерского метро. И станцию «Черная речка», обведенную кружком.

«Черная речка». Означает ли это, что она должна поехать туда?

Наверное.

Только надо как следует вымыть руки.

– …Ты, наконец, объяснишь мне, что происходит?

– Да. Теперь самое время, кьярида миа…

Ямакаси поудобнее устраивается на балке, бывшей когда-то частью строительной лебедки, и подтягивает к себе Ваську: в его жестах и движениях нет ничего настораживающего, просто более опытный промышленный альпинист заботится о менее опытном.

Только и всего.

Вот только висит Васька как-то совсем неудобно. Корпус напряжен, а руки и ноги нелепо болтаются, живут какой-то своей, отдельной от Васьки жизнью.

– Пожалуй, стоит начать с самого начала, я прав?

– С начала плана?

– С начала истории.

– Про кого?