Йен Колдуэлл: Пятое Евангелие

Телефон зажужжал снова – пришел ответ от Моны.

«Сегодня особая проповедь».

Я сделал знак своим мальчикам не слушать Симона, а делать свою работу. Они умели одеть священника быстрее, чем любые другие министранты на свете. И хотя Симон запротестовал, он понимал, что произойдет, откажись он переодеться. Если он останется в черной сутане, его примут за скорбящего епископа. А в такой день, день Рождества нашего Господа, скорби не место.

Симон опустил голову, набрал воздуху и вытянул руки. Мальчики сняли с него черную сутану и надели пурпурную, белый роше [28] Часть литургического облачения епископа, белая рубаха до колен, надевается поверх сутаны. и пурпурную накидку-моццетту. Сверху повесили нагрудный крест.

– Сюда, – сказал курсоре, ускорив шаг.

Коридор напоминал мраморный вход в гробницу. Я оглянулся через плечо. Один из моих мальчиков поднял руку, словно прощаясь с нами.

В коридоре воздух изменился. Стал теплее, завибрировал от шума. У меня покалывало кожу. Мы прошли еще одни двери – и очутились на месте.

Потолок исчез. Стены поднимались в бесконечность, к крыше базилики. Вибрация стала глубже, обретая космическое звучание.

– Сюда, – сказал курсоре.

Открывшийся вид заставил меня встать как вкопанного. Всю жизнь я ходил в греческую церковь, куда вмещалось две сотни людей. Сегодня – от главного престола над мощами святого Петра до каменного диска у входа, где некогда короновался Карл Великий, – базилика вмещала десять тысяч христианских душ. Центральный неф так переполнился, что миряне уже не надеялись найти сидячие места и скапливались в боковых проходах. Толпа колыхалась и пульсировала, разливаясь по собору насколько хватало глаз.

Курсоре повел нас вперед. Алтарь несколькими кольцами обступили верующие, чем ближе к престолу – тем выше рангом. Сперва миряне, потом монахини и семинаристы. Мы добрались до монахов и священников, и я остановился, поскольку мое место было здесь. Оглядевшись, я увидел и других восточных католиков, и кто-то, узнав меня, потеснился.

Симон держался рядом. Курсоре жестом пригласил его пройти дальше, но брат тоже остановился.

– Алекс, – прошептал он, – я не могу.

– Это уже не твой выбор, – сказал я, подталкивая его вперед.

Курсоре провел его через ряды послов и членов королевских фамилий, чья грудь блестела от медалей. Они добрались до священников секретариата, и Симон в нерешительности остановился, прежде чем встать к ним. Но курсоре деликатно тронул его за плечо. Не здесь. Идите дальше.

Они дошли до рядов, где стояли епископы. Люди намного старше Симона, некоторые – вдвое. Курсоре отступил назад, словно людям его ранга дозволено проходить не дальше этой черты, но Симон стоял и таращил глаза, как министрант. Епископы, увидев одного из своих, расступились. Двое похлопали Симона по спине. Брат сделал шаг. Впереди, в самом ближнем круге, кардинал в бело-золотых одеждах – цветах сегодняшнего дня, цветах надежды и ликования – обернулся. В глазах Лу чо я увидел радостное волнение.

Запел регент. Месса началась. Симон стоял с опущенной головой, не глядя на Иоанна Павла. Он был занят своей внутренней борьбой. Его тело вздрагивало, он прикрыл лицо руками. И тут звук возвысился множеством голосов. Хор Сикстинской капеллы!

«Господи, Сын Единородный, Иисусе Христе, Господи Боже, Агнец Божий, Сын Отца, берущий на Себя грехи мира, – помилуй нас».

Идущие процессией дети принесли цветы к статуе Младенца Иисуса. Они улыбались и хихикали. Услышав их смех, Симон поднял голову. Приближался час проповеди, и я молился, чтобы Мона оказалась права.

Иоанну Павлу поднесли Евангелие, он поцеловал книгу и перекрестил ее. Десять тысяч людей погрузились в молчание.

Прекратилось щелканье фотоаппаратов. Никто даже не кашлянул. Для многих из нас здесь присутствовал единственный папа, которого мы видели в своей жизни. И в глубине души все понимали: на этом алтаре мы видим нашего папу в последний раз. Через этого человека Бог являл чудеса. Я молился, чтобы Он еще раз сотворил чудо.

Голос понтифика был низким и невнятным.

– Сегодня в наш мир пришел ребенок. Младенец Христос, давший нам новое начало.

Я наблюдал за Симоном. Его взгляд приковался к Иоанну Павлу.

– Евангелист Иоанн пишет, что тем, которые приняли Господа, Он дал власть быть чадами Божиими. Но что сие означает? Как можем мы стать детьми, такими как Младенец Христос, мы, отягощенные грехами?