Телефон зажужжал снова – пришел ответ от Моны.
«Сегодня особая проповедь».
Я сделал знак своим мальчикам не слушать Симона, а делать свою работу. Они умели одеть священника быстрее, чем любые другие министранты на свете. И хотя Симон запротестовал, он понимал, что произойдет, откажись он переодеться. Если он останется в черной сутане, его примут за скорбящего епископа. А в такой день, день Рождества нашего Господа, скорби не место.
Симон опустил голову, набрал воздуху и вытянул руки. Мальчики сняли с него черную сутану и надели пурпурную, белый роше [28] Часть литургического облачения епископа, белая рубаха до колен, надевается поверх сутаны.
и пурпурную накидку-моццетту. Сверху повесили нагрудный крест.
– Сюда, – сказал курсоре, ускорив шаг.
Коридор напоминал мраморный вход в гробницу. Я оглянулся через плечо. Один из моих мальчиков поднял руку, словно прощаясь с нами.
В коридоре воздух изменился. Стал теплее, завибрировал от шума. У меня покалывало кожу. Мы прошли еще одни двери – и очутились на месте.
Потолок исчез. Стены поднимались в бесконечность, к крыше базилики. Вибрация стала глубже, обретая космическое звучание.
– Сюда, – сказал курсоре.
Открывшийся вид заставил меня встать как вкопанного. Всю жизнь я ходил в греческую церковь, куда вмещалось две сотни людей. Сегодня – от главного престола над мощами святого Петра до каменного диска у входа, где некогда короновался Карл Великий, – базилика вмещала десять тысяч христианских душ. Центральный неф так переполнился, что миряне уже не надеялись найти сидячие места и скапливались в боковых проходах. Толпа колыхалась и пульсировала, разливаясь по собору насколько хватало глаз.
Курсоре повел нас вперед. Алтарь несколькими кольцами обступили верующие, чем ближе к престолу – тем выше рангом. Сперва миряне, потом монахини и семинаристы. Мы добрались до монахов и священников, и я остановился, поскольку мое место было здесь. Оглядевшись, я увидел и других восточных католиков, и кто-то, узнав меня, потеснился.
Симон держался рядом. Курсоре жестом пригласил его пройти дальше, но брат тоже остановился.
– Алекс, – прошептал он, – я не могу.
– Это уже не твой выбор, – сказал я, подталкивая его вперед.
Курсоре провел его через ряды послов и членов королевских фамилий, чья грудь блестела от медалей. Они добрались до священников секретариата, и Симон в нерешительности остановился, прежде чем встать к ним. Но курсоре деликатно тронул его за плечо. Не здесь. Идите дальше.
Они дошли до рядов, где стояли епископы. Люди намного старше Симона, некоторые – вдвое. Курсоре отступил назад, словно людям его ранга дозволено проходить не дальше этой черты, но Симон стоял и таращил глаза, как министрант. Епископы, увидев одного из своих, расступились. Двое похлопали Симона по спине. Брат сделал шаг. Впереди, в самом ближнем круге, кардинал в бело-золотых одеждах – цветах сегодняшнего дня, цветах надежды и ликования – обернулся. В глазах Лу чо я увидел радостное волнение.
Запел регент. Месса началась. Симон стоял с опущенной головой, не глядя на Иоанна Павла. Он был занят своей внутренней борьбой. Его тело вздрагивало, он прикрыл лицо руками. И тут звук возвысился множеством голосов. Хор Сикстинской капеллы!
«Господи, Сын Единородный, Иисусе Христе, Господи Боже, Агнец Божий, Сын Отца, берущий на Себя грехи мира, – помилуй нас».
Идущие процессией дети принесли цветы к статуе Младенца Иисуса. Они улыбались и хихикали. Услышав их смех, Симон поднял голову. Приближался час проповеди, и я молился, чтобы Мона оказалась права.
Иоанну Павлу поднесли Евангелие, он поцеловал книгу и перекрестил ее. Десять тысяч людей погрузились в молчание.
Прекратилось щелканье фотоаппаратов. Никто даже не кашлянул. Для многих из нас здесь присутствовал единственный папа, которого мы видели в своей жизни. И в глубине души все понимали: на этом алтаре мы видим нашего папу в последний раз. Через этого человека Бог являл чудеса. Я молился, чтобы Он еще раз сотворил чудо.
Голос понтифика был низким и невнятным.
– Сегодня в наш мир пришел ребенок. Младенец Христос, давший нам новое начало.
Я наблюдал за Симоном. Его взгляд приковался к Иоанну Павлу.
– Евангелист Иоанн пишет, что тем, которые приняли Господа, Он дал власть быть чадами Божиими. Но что сие означает? Как можем мы стать детьми, такими как Младенец Христос, мы, отягощенные грехами?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу