Агния Шугурова - Бычки в томате. Иронический детектив

«Вот же предатель», – усмехнулась Дуня.

Почему она не испытывает недоверия к этому парню? Почему она не боится его? Или, действительно, чего уж бояться в сорок шесть-то лет? Все самое страшное, что могло произойти – уже позади, глупости совершены, жизнь с блеском испорчена, дети взрослеют, мама крутит банки на даче, Мотька рядом, в ее кресле мирно спит усатый таракан русско-немецкой сборки… Интересно, а качество у него тоже немецкое?

«Тьфу на тебя, Молодцова, иди уже в химчистку, проветри голову от глупых мыслей, заодно и блок «Герасима» купишь. И из еды чего-нибудь, какую-нибудь свеклу с капустой – борщ немцу сваришь. Может, так он быстрее улетит от тебя на реактивной тяге… «Он улетел! Но обещал вернуться!».

Мстительно сощурив глаза в предвкушении будущего борща для незваного гостя и сунув его пальто в большой пакет из «Пятерочки», Дуня тихонько вышла и закрыла дверь на два оборота. И на верхний замок – тоже. Неизвестно, чего ожидать от этих падающих в жизненное болото одинокой немолодой женщины немцев Мало ли, что.

В кабинете нотариуса герра Штоффе царила звенящая, химическая тишина. Казалось, что она настолько густая, что ее можно собирать горстями. Десятью минутами ранее герр Штоффе в присутствии старого Вилли, Трины, Рут и фрау Зейц торжественно извлек из сейфа большой конверт с красной сургучной печатью, обвел глазами снулой рыбы собравшихся родственников, сломал сургуч и вытащил из конверта лист гербовой бумаги, исписанный рукой Абрахама фон Глюка и голосом судьи, зачитывающего приговор, огласил завещание. Согласно воле Абрахама фон Глюка, наследниками в равных долях являются внучка Абрахама Рут фон Глюк, брат Абрахама Вильям фон Глюк, сын Вильяма Леонард фон Глюк и экономка фрау Хелен Зейц. Каждый из обозначенных лиц наследует по одной четвертой замка, а так же в равных частях землю, денежные средства, ценные бумаги…

Последним пунктом завещания была просьба похоронить его вместе с ящиком его любимых сигар. Нотариус поднял свой рыбий взгляд на собравшихся: да-да, это последнее волеизъявление герра Абрахама фон Глюка. При жизни он редко чудил, а, значит, может позволить это себе после смерти.

У Рут закружилась голова и зашумело в ушах так, что она перестала слышать нудный голос законника.

– … согласно гражданскому кодексу в соответствии с законом о наследовании, наследники вступают в свои права через шесть недель с момента оглашения завещания, – бесстрастно закончил свою речь герр Штофф.

Даже упоминание в завещании экономки на равных с родственниками правах не шокировало Рут так, как известие о наличии у старого Вилли сына. Рут предполагала, что дед Абрахам не обделит фрау Хелен своей милостью – ведь она в самые тяжелые моменты жизни семьи находилась рядом и помогала всем, чем могла: она поддерживала Абрахама после гибели сына с невесткой, родителей Рут, она не побоялась принять на себя ответственность за воспитание девочки-подростка в цветущем пубертате… Не исключено, что старик Абрахам относился к ней, как к жене… Но сын Вильяма!!! Как они могли скрываться так долго?? Как они могли изображать самодостаточную семью, пить, есть, зная, что где-то по свету бродит их ребенок?

Рут скосила глаза на старого Вилли. Старик сидел, опустив голову, подбородок его трясся, а фрау Трина держала его руку в своих ладонях.

– Дедушка, мне нужно с вами поговорить, с тобой и Триной.

– Садись в машину, дорогая. Поедем домой. Тебе нужно подкрепиться – вон, ключицы торчат, и шейка, как у цыпленка. У меня уже все готово, мы с Вилли так ждали тебя, так ждали! – щебетала фрау Трина.

У Рут сложилось впечатление, что старуха заполняет каждую секунду текущего времени своим голосом, лишь бы не образовалось вновь той звенящей, химической пустоты. В бесконечном потоке ее голоса старый Вилли впал в транс и ехал до своего особняка на окраине Виршема, покачивая головой, будто китайский болванчик и уставившись неподвижным взглядом на остатки раздавленной на сидении мухи. Трина стрекотала, когда они втроем подходили к красивому резному, украшенному аккуратными кадками с петунией крыльцу. Она стрекотала, пока выставляла на плиту большую чугунную сковороду с жареными колбасками и зеленым горошком. Она стрекотала до тех пор, пока старый Вилли скрипучим, совершенно чужим голосом не произнес:

– Трина…

Фрау фон Глюк медленно обернулась, посмотрела на мужа, подхватила обеими руками свой любимый немыслимый передник, который за многие годы успел состариться вместе с хозяйкой, осела на стул и тихо, беззвучно заплакала, спрятав лицо в вышитые петухи.