1 ...7 8 9 11 12 13 ...19 Рут смотрела на стариков так, будто увидела их впервые в жизни. Она и представить себе не могла, сколько горя выпало на их долю. Девушка не могла поверить, что после всего пережитого можно остаться в здравом уме и доброй памяти, не наложить на себя руки и не наделать глупостей. Видимо, Бог был на их стороне, раз позволил им все это провернуть! Но затем внезапно отвернулся, решив, что им уже достаточно от него пряников. Видимо, теперь его внимание привлекло что-то более значимое, чем судьба двух маленьких людей из крошечного немецкого городка. Ведь на то он и Бог, чтобы самому решать, что в этом мире важно, а что – нет.
Рут молча подошла к дедушке Вилли и крепко обняла его. Постояв с минутку, она направилась к Трине, достала из кармашка джинсов маленький сверток, развернула его, и на свет появился золотое сердечко с тремя небольшими бриллиантами и гравировкой «С любовью» на обратной стороне. Она аккуратно надела подарок на шею Трины.
– У вас есть я.
Девушка развернулась и быстрыми шагами вышла из дома, прыгнув в автомобиль и велев водителю как можно быстрее довезти ее до замка. Ей хотелось побыть одной. Слишком много всего произошло за последние дни, все это нужно было хорошенько обдумать, рассортировать по степени важности, разложить по полочкам. Но об этом она подумает завтра!
Предательские едкие слезы защипали глаза, но Рут не позволила им пробежаться по ее лицу – она быстро обернулась и посмотрела в заднее стекло на удаляющийся аккуратный, будто пряничный, домик стариков.
***
– Я уже дома! – прокричала Рут в телефонную трубку.
– Не обиделась на нас, дочка? Что-то мы с моим стариком совсем раскисли, не дело это! Не сердишься?
Голос Трины срывался и дрожал. Ах, да! Вот сейчас, пожалуй, можно и спросить…
– Тринушка, какого цвета колпачок с помпоном на той старой фотографии? Кто из этих малышей Леонард?
– Леонард как раз с помпоном, шапка была красного цвета. А что это ты вдруг спросила?
– Да так, ностальгия. Люблю вас!
Рут тихонько нажала «отбой». Сейчас был тот самый момент, когда им необходимо побыть наедине друг с другом и выплакать ту боль, которую они не смели обнаруживать столько лет, маскировали весельем и улыбками. Они прятали ее в вазах с садовыми цветами и яблочных пирогах, закрывали ее в хлеву с поросятами и кроликами, таили в своих сердцах, скрывали от посторонних глаз, но, прежде всего, – они прятали эту боль от самих себя. Но боль от этого не становилась меньше, она много лет, день за днем точила когти и делалась лишь острее. Боль, как истинная женщина, никогда не прощает равнодушия к своей персоне. Ее можно спрятать, но нельзя уничтожить. Она будет мстить.
– Девушка! Вы из карманов все вытащили?
– А? Что? Ах да, конечно все.
Какая неприятная приемщица, вроде молодая, а уже такая уставшая от жизни… Лицо хмурое, волосы неухоженные, губы сложены в куриную гузку, вон, даже кожа под эту гузку уже привычно замята. Маникюр и макияж потерялись по дороге на увлекательное шоу под названием «Жизнь в российской глубинке».
– Пуговицы металлические есть? Нет? Проверьте все еще раз, а то потом вещь умрет по Вашей невнимательности, а виноваты мы окажемся! – бурчала сотрудница химчистки верхней одежды.
«Ни фига себе ты, Дусенок, хорошо сохранилась – ишь!.. Девушка… Скоро при покупке сигарет паспорт начнут спрашивать. Хотя не спросили же? Купила ж ты своего «Герасима», слава Богу, целый блок. Даа, жизнь у приемщицы, наверное, нелегкая… «Отчего ты грустна, моя милая? Отчего тебе, солнышко, больно? Что ж всегда ты такая унылая? Чем ты вечно,.. хм, хм,.. звезда, недовольна?». Но ведь кто-то ее и такую унылую, наверное, любит. А ты вот, Молодцова, людей не любишь. И они тебя – тоже. А за что им тебя любить?? Это ж надо, иголками в живого человека! А те, кого ты спасла – так они тебя не видели и не узнают никогда, кто в них жизнь по каплям вдыхал. У кого жизнь-то легкая, у тебя что ль, Молодцова?
С этими размышлениями Дуня машинально ощупывала пальто, залезла в правый нагрудный карман и извлекла из него столовую ложку. Даа… Либо наш друг «Пиши-Читай» слишком предусмотрительный малый, либо клептоман и… Оп, а тут что? Вытащив из сумочки маникюрные ножницы, Дуня подпорола подкладку левого нагрудного кармана и достала из-под нее туго обмотанный целлофановой пленкой кусочек пластика. «Интересный кадр этот немец, может, шпион? А ты его консервами кормишь! Ну-ка быстренько за капустой и борщ вари, чтоб провалил он с позором свою шпионскую миссию!» – не унимался внутренний голос. «Цыц! Ты еще поговори мне! Сама разберусь». Дуня перекинула через стойку пальто, оплатила счет и выскочила на улицу. Сев на ближайшую лавочку, она принялась разворачивать плотный целлофан, слой за слоем, и еще, и еще… И вот, наконец, миру явился пластиковый прямоугольник золотистого цвета с кучей букв и цифр. Дуня иностранные языки только в школе изучала, но имя и фамилию, выбитые на карте, она разобрала: Леон Миллер, 1974. Фух! Хотя… В Дуниной душе проклюнулся и стал набирать силу противный скользкий росток недоверия. Ведь он мог пользоваться чужой картой? Мог. И сказать чужое имя мог. А убить владельца карты? Легко! А ты кота с ним наедине оставила, дурында! Стоп, а вот тут еще бумажка, тоже имя и фамилия, написаны от руки, а почерк… Почерк у всех стариков мира одинаковый. Стариковский. И не важно, на каком языке пишет пожилой человек. Но Дуня почему-то была уверена, что записка написана именно пожилым человеком. «Леонард 26.06.1974»…
Читать дальше