– Галя, давай ещё по кофейку, – попросил Исайчев, содрогнувшись, будто замёрз. – Что-то жутко стало…
Ставя перед Михаилом новую чашку с напитком, Долженко вздохнула:
– Возвращай, начальник, дело на доследование.
– Её по желанию мужа кремировали! – ощерился Исайчев. – В деле лежит заключение патологоанатома, а там всё чики-пуки. Интересно, сколько этому анатому деньжат отвалили? Прямо сейчас поеду и морду набью стервецу…
– Ты своим мерзавцам морды бей! – разозлилась Долженко. – Моим сама исполню… Я, Миша, всё это сказала не для того, чтобы ты ручищи распускал, а для того, чтобы по новой возбуждался. Я справочки навела, у неё муж знаешь кто? Константин Тодуа! Без пяти минут депутат Федерального собрания. Кабы не ускользнул!
– Ты думаешь, это муж? Погоди… Кира рассказывала, что последний год он с женой не жил. Лечился за границей. Вроде у мужика онкология предстательной железы. Если так, то ему не до жены было. У тебя заключение врача лучевой диагностики здесь?
Долженко согласно кивнула.
– Давай! – рявкнул Исайчев. – Буду навещать без пяти минут депутата Федерального собрания. Пусть прояснит ситуацию. Он, полагаю, не всё время отсутствовал. Выходит, его супругу кто-то регулярно избивал, а муженёк вроде не в курсе? Во всяком случае, во время следствия Тодуа об этом ни разу не обмолвился. Странно!
Галина Николаевна покопалась в красной папке, но прежде чем протянуть подполковнику бумагу, добавила:
– Твоя жиличка Кира Светлане Кобзарь близкой подругой была. Так?
– Так!
– Прежде поговори с ней и с Ольгой. Жена у тебя психолог, а психолог в этом деле значимая фигура. Не гони коней, Михаил, потихонечку… потихонечку… поспешай не торопясь… Едрит твою картошка!
Михаил в раздумье снял очки и, как всегда в эти минуты, машинально вынул из кармана носовой платок, протёр им стёкла, водрузил на место.
– Вся предварительная версия летит к чёртовой матери. Самоубийство Светланы в неё никак не лезет. Мы полагали, это месть. Звягинцеву, Строганову убивали, Киру тоже пытались убить, причём не являя лица, а тут вон чего! Если Светлану избивали долго, получается, она знала своего мучителя. Хотя погоди… Васенко считает, что Строганова тоже знала своего убийцу.
Долженко усмехнулась:
– Считает? Дошло, наконец… Если тебе, Михал Юрич, интересно моё мнение, тогда скажу так: в этом деле хозяйничает один человек, и вы правильно завязали их в общую версию.
– Завязать-то завязали, – вздохнул Исайчев, – да только за какой узелок ни потянешь, новый появляется…
– Ничего, Мишаня, – ласково промурлыкала Галина Николаевна, – наступит тот день, когда и ты поймёшь, что всё это совершил дворецкий! Едрит твою картошка!
Кира услышала, как кто-то тихонько поскрёбся в дверь её комнаты. Она предполагала кто и очень не хотела, чтобы именно он увидел её больной, с опухшим от бесконечных соплей носом, с красными веками. Хотя она ждала, скучала, поэтому кое-как, расчесав пятернёй волосы, прохрипела: «Войдите!» – и быстро натянула одеяло до самых глаз.
– Привет, Мышка-норушка! Болеешь? – Роман присел на край кровати, попытался стянуть с лица Киры одеяло. – Не упирайся, задохнёшься…
– А ты заразишься. – Кира изо всех сил обеими руками держалась за одеяло. – Я больная, с температурой и некрасивая.
Роман наклонился, прикоснулся губами к её лбу. Кира зажмурилась, а он усмехнулся и с ещё большим усилием потянул одеяло на себя:
– Гюльчатай, покажи личико? Должен же я увидеть девушку в натуральном виде. Пусть больную, а то как на тебе жениться?
Кира резко открыла глаза и отпустила одеяло:
– А ты собираешься?
– Я столько времени гроблю на вас, барышня, – даром, что ли? – Роман, собрав счастливые морщинки вокруг глаз и обхватив голову Киры ладонями, поцеловал её в губы. – Ты не устала хворать здесь? Может, поедешь недужиться ко мне?
– А можно? – взволновалась Кира.
– Можно? Нужно! Иначе арестую!
За спиной Романа кто-то тихонько крякнул, и майор, обернувшись, увидел дочь Ольги – Зосю. Она с подносом и изумлённым лицом стояла подле кровати. На подносе парила чашка с ромашковым отваром.
– Дядя Рома, вы целуетесь? У вас любоф-ф-ф?
Кира вновь потянула одеяло на себя, а Васенко, хитро подмигнув девочке, спросил:
– Зоська, тебе сколько лет?
– Скоро четырнадцать!
– Чего тогда спрашиваешь? Конечно, любоф-ф-ф!
За окном, во дворе дома, послышался шелест колёс. Зося поставила отвар на тумбочку и пошла на выход, у двери обернулась и иронично заметила:
Читать дальше