Блейк Крауч: Темная материя

Другая игла впивается в ногу.

Я вскрикиваю, а похититель бросает оба шприца вниз.

– Идем.

– Что ты ввел?

– Вставай!

Цепляясь за поручень, поднимаюсь. Падение на площадку стоило разбитого в кровь колена. Рана на голове тоже кровоточит. Я грязный, я замерз, и зубы стучат так, что, кажется, вот-вот захрустят и раскрошатся.

Мы спускаемся, и хлипкая стальная конструкция дрожит под нашим весом. Вот и последняя ступенька. Идем вдоль старых генераторов.

Здесь, внизу, помещение выглядит совсем уж громадным. Наконец похититель останавливается и направляет свет на один из генераторов, возле которого стоит большая спортивная сумка.

– Новая одежда. Одевайся. Быстрее.

– Новая одежда? Я не…

– Тебе и не надо ничего понимать. Просто одевайся.

Сквозь тьму страха пробивается лучик надежды. Неужели все-таки пощадит? А иначе зачем заставлять меня одеваться? Неужели я все же выберусь из этой передряги живым?

– Кто ты?

– Поторопись. У тебя мало времени.

Я опускаюсь на корточки перед сумкой.

– Утрись сначала.

Я беру лежащее сверху полотенце, вытираю грязь с ног, кровь с колена и лица. Надеваю трусы-«боксеры», натягиваю джинсы. Размер мой. Эффект того, что он ввел в меня, начинает сказываться – пальцы теряют ловкость, и я неуклюже вожусь с пуговицами на клетчатой рубашке. Легко всовываю ноги в дорогие кожаные туфли без шнурков. Они подходят так же идеально, как и джинсы.

Мне уже не холодно. В груди как будто появился источник тепла, которое расходится от него к ногам и рукам.

– Куртку, – командует похититель.

Я достаю со дна сумки черную кожаную куртку, всовываю руки в рукава.

– Отлично. А теперь садись.

Я сажусь у чугунного основания генератора, махины размером с двигатель локомотива.

Незнакомец садится напротив, небрежно направив револьвер в мою сторону.

Лунный свет заполняет помещение, отражаясь от разбитых стекол в окнах и падая на мотки кабеля, машины, трубы и инструментальные панели с потрескавшимися ручками и индикаторами.

Техника другого века.

– Что дальше? – спрашиваю я.

– Ждем.

– Чего?

Похититель отмахивается от вопроса.

Какое-то странное спокойствие овладевает мной. Совершенно неуместное умиротворение.

– Ты привез меня сюда, чтобы убить? – спрашиваю я.

– Нет.

Мне покойно и уютно. Прислонившись к генератору, я как будто сливаюсь с ним.

– Но ты сделал так, что я поверил в это.

– По-другому не получалось.

– Не получалось что?

– Доставить тебя сюда.

– И зачем мы здесь?

Он качает головой и при этом тянется левой рукой под маску гейши и почесывает подбородок.

И снова какое-то странное ощущение. Как будто я одновременно смотрю фильм и участвую в нем.

Сонливость, сопротивляться которой я не в состоянии, тянет веки вниз.

Голова падает.

– Не сопротивляйся, – говорит похититель.

Но я сопротивляюсь. Как странно, что он так быстро изменился! Странно и тревожно. Его как будто подменили, и это несоответствие его теперешнего поведения и недавней жестокости должно настораживать. Успокаиваться нельзя, говорю я себе, но тело уже мурлычет колыбельную.

– Путь был долог, – словно исповедуясь, говорит он. – До сих пор не могу поверить, что сижу здесь и действительно смотрю на тебя. Разговариваю с тобой. Знаю, ты не понимаешь, но мне о многом хочется тебя расспросить.

– О чем?

– Каково оно – быть тобой?

– Что ты имеешь в виду?

Мужчина как будто колеблется.

– Твое место в мире, Джейсон, как ты его воспринимаешь?

– Интересный вопрос, учитывая, какой вечерок ты мне устроил, – медленно и взвешенно говорю я.

– Ты счастлив?

На фоне этого момента моя жизнь выглядит до боли прекрасной.

– У меня потрясающая семья. Достойная работа. Мы хорошо устроились. Все здоровы. – Язык как будто распух и ворочается с трудом. – Я доволен своей жизнью. Просто она не исключительная. А могла бы быть…

– Ты сам погубил собственное честолюбие, ведь так?

– Оно скончалось в результате естественных причин. Вследствие забвения и по недосмотру.

– И ты знаешь, как именно это случилось? Был ли в твоей жизни момент, когда…

– Мой сын. Мне было двадцать семь. Мы с Дэниелой встречались несколько месяцев. Она сказала, что забеременела. Нам было хорошо вместе, но любви не было. А может, была. Но начинать семейную жизнь мы точно не планировали.

– Однако же получилось по-другому.

– Для ученого этот возраст, ближе к тридцати, критический. Если не успел опубликовать что-нибудь значительное, тебя списывают со счета.