Владислав Вишневский - Аллегро

— Как женат? Кто женат? Он чего это… — старшина энергично завертел пальцем у своего виска. Смирнов так же механически перевёл Стиву два первых вопроса.

— Да, женат, — не задумываясь, уверенно подтвердил Стив. — Этот, ваш, который… ну, Армстронг ваш…

— Гиллес… эээ… Тимофеев? — не веря тому, что говорит, предположил Смирнов.

— О, да-да, Тимоффееф. Именно этот.

— Как женат? — в испуге, ахнул Санька. — Он не женат. Нет!

— Женат-женат. Слава богу, женат. Всё лучшим образом раскрылось. Хорошо что так. Потом было бы хуже…

Слушая русский перевод, старшина таращил на американца глаза. Примерно так обычно смотрят вслед ГАИшнику, идущему выписывать тебе «незаслуженный» штраф.

— Может он бредит? Ещё уши потереть? — цепляясь за народное средство, как за соломинку, предложил старшина. — Я ж Тимофеева целых три года знаю… Я б знал…

— Нет, не может быть! — перевёл Стиву категоричное несогласие Смирнов.

— Может! И слава богу, — огрызнулся Стив, и добавил. — У него даже дети есть… Несколько… Маленькие такие и плачут… И две жены. Блондинка и брюнетка. Они нашли его. И детки… — Стив показал рукой мал-мала, и даже изобразил умильное лицо, но поперхнулся — его тошнило, брезгливо заключил. — А он от них по разным городам прячется.

Заикаясь от удивления, Смирнов и это перевёл… Старшина, опешив, не знал что и говорить…

— Как это? Когда? Кто сказал? Не может быть! — себя и Смирнова пугая, как заведённый восклицал старшина, пока не заметил три рюмки водки, сиротливо выстроившихся в ожидании. Одну за другой — махом, опустошил их, зло припечатал последнюю о столешницу и, не закусывая, решительно заявил. — А-а-а, я всё понял. Конец переговорам. Быстро назад. Сейчас разберёмся. Скажи ему, пусть ждёт. Здесь ждёт! Мы вернёмся. — Повернулся к американцу, и копируя известный киношный голос прорычал. — Айл би бэк! Мы, в смысле. — И по-русски, подмигнул американцу, для убедительности. — Так вот. — Шагнул на выход… За ним и переводчик Смирнов.

Замечательный факт, что электроника в дверях отеля не «заедает», не то старшина так с нею бы и вышел — настолько расстроен был. Шагал, как царь Пётр I, когда-то, широко, решительно, грудь колесом, вздёрнув подбородок… Но не в ту сторону. С ориентировкой на иноземной местности у старшины был швах. Одно хорошо было: с ним Санька Смирнов был. Он и выправил ситуацию. Хотя в начале и Смирнов не понял, куда это Константин Саныч так стремительно направился, потом окликнул, тогда и прояснилось, что старшина не в ту сторону «строевым» рубит.

— Я ему покажу… — развернувшись, с каменным лицом шагая в обратную сторону, бормотал старшина. — Как людей позорить… Мы ему… Он у нас…

Смирнову не всё понятно было, зачем ещё Стива чем-то наказывать, он итак уже… перепил, плохо себя чувствует… Ни сейчас, ни похмелью его не позавидуешь. Топал, старался выровнять шаг, не мог угнаться за старшиной, семенил рядом. Пока, пару раз споткнувшись о туфли старшины не обогнал его, не встал во главе колонны, давая понять, кто здесь проводник, кто дорогу знает.

Так гуськом и в «Хилтон» свой вошли, паровозиком. То есть в колонну по-одному. И в этом, за границей, наши военные музыканты армию не опозорили. Ни-ни! Тик в так шли! Правда быстрее, чем сто двадцать шагов в минуту. Извините, обстоятельства! Потому что возбуждённо-взволнованно и торжественно. И молча! И в лифте, играя желваками, старшина не проронил не слова. Так же молча прошагали по коридору. Сердито пристукнув в дверь номера дирижёра, старшина широко распахнул её.

А в номере… За той же шахматной доской сидел всё тот же подполковник. Правда не один. Обступив его, с задумчивыми лицами толпилась группа его поддержки, похоже консультантов: Генка Мальцев, Лёва Трушкин, естественно Кобзев, и Чепиков. Сам гроссмейстер Тимофеев в позе усталого путника, свесив руки между колен, понурив голову, сидел напротив, тупо глядя в пол. Его личным армейским качествам: выдержке, дисциплине — можно было позавидовать. Не сломался, не психанул человек, не рванул китель на груди… Сказали играть в шахматы — он играл. Сказали бы, например, страной управлять, он бы управлял. Не могём, а могем! Потому что военный человек, дисциплинированный, как и должно прапорщику быть. Им он и был. Сейчас, похоже, уже на пределе. При виде вернувшихся старшины и Саньки Смирнова, очень в лучшую сторону лицом изменился, Вскочил, гусем вытянув шею, ходулисто шагнул на встречу, ну, спрашивали его взволнованные глаза… Старшина, Константин Саныч, старший прапорщик, намеренно игнорируя, как пустое место обошёл его, и заявил подполковнику: