Владислав Вишневский - Аллегро

— О! Психолог! — вновь девичий визг потрясает салон самолёта. — У нас теперь свой психолог, девочки, свой?! С нами!! Ур-ра! И ничего ещё, не старый!! Дядя, идите сюда! Как вас зовут?

Уж если до этого момента Ульяшову не всё было понятно и не всё было в кайф, как говорит современная молодёжь, а именно среди них он сейчас и находился, теперь всё встало на свои места. Общее внимание его устраивало. К тому же, такого количество девичьих красивых и радостных лиц себе на встречу он не испытывал и не видел никогда. Не считая естественно солдатских лиц, где-нибудь в строю или в зале клуба. Но их лица и форменная одежда — ни в какое сравнение с этими лукавыми девичьими весёлыми лицами, призывными глазами и улыбками, голыми руками, открытыми шеями, всем тем, что там ниже… не шли. И никакого запаха сапожного крема или… ни-ни!

— Почему сразу дядя? — пряча глаза, пьяненько улыбаясь, обиделся он. — Меня… полковник Уль… эээ… ик, Лев Маркович…

Девушек восхитило это известие, «настоящий полковник!», «он ещё и полковник!», часть девчонок мгновенно переключилась на него, начали с ним кокетничать.

— А просто Лёва — Лёвчик, так можно? Мы все здесь на «ты».

Лев Маркович смешался… но приятно смешался, радостно даже.

— Ну, если все… на «ты»… — неумело кокетничая, мямлил он. — Можно и… так. Пока в невесомом… этом, полёте и… в воздухе.

— Там видно будет, — парировали «совратительницы». — Девочки, — наш человек! Закрепляем! На брудерша-а-афт, Лёвчик! Сюда, Лёва! К нам, дядя-психолог.

К такому Лев Маркович всегда готов был, но не здесь и не сейчас, и в меру… Он ещё помнил и понимал задачу стать генералом, для этого больше молчать, смотреть, и рот открывать в крайнем случае. То есть немногословным быть. Потому он коротко и произнёс. Даже меньше того сказал, чем хотел…

— Я, в общем-то, девушки…

Ему смело закрыли ладошкой рот. «Ум-м-м», — теряя ощущение реальности, сладко промычал Лев Маркович. Девичья ладонь была и тонкой, и мягкой и трепетной, и властной… Именно властной! И это на фоне широко открытых выразительных глаз Лёвы, которые, казалось, от удивления и тайного восторга едва не вываливались из гнёзд. И ноздри Лёвины трепетали, втягивая туманящий сознание сладковатый запах… Ладонь пахла духами, тонко-тонко, по-женски соблазнительно… Всё это Лев Маркович в одно мгновение уловил, и…

— Ещё одно слово, Лёва… — услышал он над ухом нежный голос. — Лишим микрофона, и до конца полёта будешь только штрафные у нас пить.

От нахлынувших жарких чувств, словно плотину где в душе полковника прорвало, Лев Маркович, полковник, настоящий полковник, воспитатель, муж, отец и всё такое прочее, реально находясь в девичьих руках, едва сознание не потерял. Почувствовал неистовый прилив сил и энергии.

— Если ты с нами, Лёва, — пахнуло вдруг другими духами, и другой голос, нежно щекоча ухо губами — сознательно щекоча! — это Лев Маркович осознал уже где-то низом живота, чётко произнёс ему. — Слушай и запоминай наш девиз, кредо такое: «Рокером ты можешь и не быть, любить научим всё равно, а водку с нами пить обязан! Ол-ле, ол-ле, ол-ле, ол-ле! Фанаты, впер-рёд!» Понял?

Другой голос, тоже мелодичный, но требовательный, Лев Маркович нашёл её глазами, нашёл, и внутренне ужаснулся её открытости.

— Причём стаканами и с песней! — как тост, провозгласила девушка, и предупредила. — И так три раза подряд. Ну! Как присягу. — Грациозно при этом протянула ему наполненный пластиковый стаканчик, как принцесса руку для поцелуя, заворожённо отметил Лев Маркович. — Повторяй, — капризно потребовала дерзкая соблазнительница. — Кстати, ты знаешь что такое присяга?

Ульяшов не сразу и понял, о чём его спрашивают, когда нимфа повторила вопрос, он сосредоточился.

— Так я ведь… — Лев Маркович хотел напомнить, что он солдат, полковник, но его перебили.

— Не оправдывайся, плохой мальчишка, — тем же капризным тоном потребовала первая. — Это очень серьёзное дело, нерушимое. Клянись! Повторяй за нами: Рокером ты… Ну! Это как игра такая. Повторяй.

Ульяшов, с восторгом мысленно споткнувшись на «плохом мальчишке», совсем обезоруженный и покорённый, послушно повторил:

— Рокером ты можешь… и не быть… эээ… любить… — Голос у Льва Марковича неожиданно сел, он позорно просипел… — А в каком смысле?

Тотчас услышал ответ. Потому что именно его и хотел услышать:

— Во всех смыслах, во всех! Ол-ле-е, ол-ле, ол-ле-ее…

Телефонный звонок трезвонил требовательно и нагло, учитывая в чьей квартире он трезвонит и в какое время. За окном поздняя ночь, в спальной комнате раннее утро. Очень раннее.