Александр Куревин - Роман со змеей

– Что же Савроська медведя не прогнал? – спросил я.

– Говорит, его рядом в тот момент не было. Он грибы собирал, а Щербаков за речку перешел по мосту. Только слышит: «Э-э-э!!!» – Наталья изобразила, как медведь ревет. – Выбежал на просек, а никого нет. Ни Спонсора, ни зверя. Видел, говорит, только, как медвежонок за елки забежал. Стал аукать Щербакова, не откликается. Под берегом нашел, лежит. Медведица-то как дала ему лапой, так пол-лица нету.

– Бр-р-р! – я живо себе представил, как это было, и посмотрел на Татьяну. На ней теперь тоже лица не было. Такого, как в машине, я имею в виду. Со сдерживаемой улыбкой, глазами – омутами, и в каждом по черту. Новую, серьезную мину на ее лице я впитал в себя так же, как прежде лукаво – веселую.

– Как Гоша? – спросил я Рому, чтобы переменить тему. – Как братва?

– Гоша с Джо «уазик» красили вчера, – сказал Рома. – Я им бампер приварил.

Натаха отвела Татьяну в сторону, поговорить о чем – то о своем, о женском. «Уазик» – это хорошо, – подумал я. – Поедем в лес за глухарями». А вслух спросил:

– Как Джо? Охотится?

– Брал ружье у Хустова. Свое-то у него отобрали. Не знаю, добыл ли чего.

– Что Хустов делает?

– Глаз лечит! – встряла, вернувшись к нашему разговору, Натаха. – Стася ему подсветила глаз, чтоб лучше видел, когда к молдавашкам шляется!

Я знал эту общую беду всех женщин Кувшина. Две сестры – молдаванки, потерявшие жилье в Приднестровье, поселились здесь у какой-то дальней родственницы, давно схоронили и родственницу, и мужей, дети вернулись на родину, а они прижились. Достигнув сорока пяти, бабы вновь стали ягодками, да такими, что слаще некуда, не отказывали никому, и, тоскуя, видимо, по своей теплой родине, постоянно подогревались изнутри.

– Все-таки спалят их притон когда-нибудь! – погрозила кулаком Наталья куда-то в сторону. Посмотрев на ее кулак, я подумал, что Хустову крепко повезло, что глаз ему подсветила своя жена, а не Ромина. Рома только махнул рукой на ревнивую бабу и спросил:

– К Гоше сейчас зайдешь?

– Нет, Рома, позже. Надо сначала печку протопить, все-таки не май месяц.

Я подхватил с травы свой рюкзак и повесил за плечо.

– Я тоже пойду, – стала прощаться Татьяна. Ой, как мне понравилось это «тоже»! Я же крепко–накрепко запомнил слова Ромы, что живем мы с ней на одной улице, через дом! Я подхватил свободной рукой Татьянину сумку так, словно проделывал это уже сто раз. Мы пошли по песчаной дороге вдоль почерневшего деревянного забора.

– Мне нравятся эти заборы, дома, – указал я кивком на то, что было перед глазами. – Они вписываются в окружающую природу, не то что крашеные. Мрачное великолепие. Люблю приезжать сюда. Правда, то, что произошло со Спонсором, это уже чересчур… мрачно! Придется брать пули, идя в лес. Ты умеешь стрелять? спросил я вдруг Татьяну.

– Умею, – неожиданно для меня сказала она.

– Хм! – усмехнулся я. – Думал, скажешь, нет. Пойдем, постреляем? Распугаем всех медведей, чтоб близко не думали даже подойти?

– Мне сначала из дома всех мышей распугать надо, – засмеялась она. – Тетя с дядей в санаторий уехали. Поэтому я – на хозяйстве.

– Хорошо! – осенило меня. – Насчет мышей – это тоже ко мне, прошу! У меня тут недалеко товарищ один живет. Он всю жизнь с грызунами борется. Биолог по образованию. В городе – с мышами и крысами, поскольку работает в санэпидемстанции. Точнее, работал. А тут – с бобрами. Они у него все сети путают и рвут. Без рыбы оставляют. Он бобра супостатом называет. Но, с бобром ты и сама управишься, если что, раз стрелять умеешь.

Татьяна наверняка догадалась, что я с ней флиртую. К сожалению, мы дошли до ее дома.

– Так что, я спрошу у товарища такое средство, чтобы все мыши построились в колонну и пошли вон.

– Правда? – Кажется, я услышал кокетство в ее голосе. Лед тронулся, господа присяжные заседатели?

У моего друга и коллеги Валерика Перевалова имеется куча недостатков, в отличие от меня, человека во всех отношениях положительного. Но, всех собак вешать на него все же не стоит. Хватит той, что уже висит на его шее. Я имею в виду охотничьего пса породы курцхаар по кличке Пиф, такого же беспокойного, как и его хозяин. Уезжая из Кувшина, Валерик старается всегда оставлять после себя порядок. Несмотря на то, что особых гостей мы никогда не ждем. Они сами приходят.

И теперь, отпирая замки, я знал наверняка, что в избе чисто, однако, едва вытащив ружье из рюкзака и разложив вещи, взялся мести, мыть пол, сгребать все же набравшийся помаленьку мусор. Признаваться для чего, точнее – для кого, я стараюсь, не хотелось даже себе, чтобы мое второе «я», существо довольно ехидное, не подняло меня на смех. Оно-то было уверено, что тот, точнее – та, для которой я так выделываюсь, здесь не появится никогда…