Евгения Райнеш - Явление прекрасной N

– Секрет ещё моих школьных времён, – улыбаясь, он потрепал Кайсу по плечу. – Пользуйся.

Гордей подошёл к ней, близоруко водящей руками под партой, присел рядом:

– Твоё имя красивое, – так он сказал.

«Потому что больше ничего красивого во мне нет», – подумала Кайса.

Она резко выпрямилась и задела свой рюкзак. Теперь уже и на самом деле всё содержимое вывалилось на пол. С безнадёжным скрипом треснуло стекло на планшете, разлетелись карандаши и ручки, в угол покатился Сердечко.

Гордей остановил домовёнка ногой, поднял его с пола. Сердечко, жизнерадостно улыбаясь, пялил на него свои огромные глазища.

– А это кто у нас такой? – спросил Гордей.

– Фигурка, – замялась Кайса. – Папа сделал. Когда… Я ещё совсем маленькая тогда…

Она оправдывалась, уже чувствуя, как приятное и открытое лицо парня перекашивает отвратительная усмешка: «Тяжёлое детство, деревянные игрушки…». Сердечко папа вырезал из бивня моржа. Когда ещё был жив. Папа, конечно, не морж.

– Симпатичный, – неожиданно кивнул Гордей. – Талисман, да?

Он понял.

– У меня ещё есть. Папины… Хочешь посмотреть? – вдруг предложила она.

Мальчик кивнул, с неподдельным интересом разглядывая поделку.

– Это прямо как японские нэцкэ. Только на какой-то такой… очень наш лад.

С самого первого их разговора Кайса чувствовала Гордея. Любовь вовсе не слепа, она как раз и просвечивает рентгеном объект страсти. Это состояние, которое гораздо точнее отражает реальность, чем обычное сознание. Малейшее движение, любую складку между бровей, едва уловимый взгляд в сторону. Всё-всё. Это ты себя убеждаешь в том, чего нет на самом деле, а незримая нить, натянутая между вами, всегда болезненно отдаёт под ложечкой: что-то не то.

С самого начала и до сих пор не то…

За восемнадцать лет высокий мальчик с изящными запястьями и благородной посадкой головы приобрёл могучую фигуру водителя-дальнобойщика, нежный пух на гладкой коже превратился в жёсткие волосы, а чистый взгляд наполнился бесконечной усталостью. Не от чего-то конкретного. Усталостью от жизни.

Только вот ладони остались прежними. Так странно и нелепо на волосатых руках: изящные запястья и тонкие длинные пальцы.

Лёгкая рука. Так говорили пациенты про мужа Кайсы.

***

Руки он отмыл, но вот всё остальное…

Ребёнка с сотрясением в «неотложке» вытошнило на него несколько раз подряд, и Гордей, сдавая мальчика в приёмной, чувствовал, как дежурный врач и медсёстры старались задержать дыхание, пока он не покинул предбанник. Оформление прошло молниеносно, хотя столпотворение прибывших с пациентами машин превышало все мыслимые пределы. Ирина смотрела с сочувствием, но тоже старалась не дышать в его сторону.

И рыжий пёс Метастаз, дремавший на тёплом колодце, от которого шёл пар, учуяв облёванного Гордея, поднялся и удалился восвояси. А Гордей, между прочим, припас ему котлетку. Он развернул салфетку с котлеткой на колодце, но Метастаз не вернулся даже за ней.

– Машинку помыть нужно, – сообщил водитель.

Он курил у «неотложки», распахнув двери и открыв все окна.

– И меня – тоже, – кивнул Гордей. – Завези домой, пока будешь в дезинфекции, как раз успею.

– У нас ещё… – начала Ирина, но он нахмурился:

– Предлагаешь мне вот так…

– Нет, конечно, – торопливо ответила она, – просто напоминаю, что расслабляться не стоит. Почему бы не сполоснуться в мойке?

Ирина славилась непревзойдённой верностью отделению скорой помощи. Пожилая медсестра давно могла бы осесть в диспетчерской, а не мотаться по городу в холод, зной, под палящим солнцем и в ночной тьме. Но ни разу даже не намекнула на подобный вариант своей судьбы.

Гордей работал с ней не первый год, и считал, что иметь в бригаде такого фельдшера – один из лучших подарков судьбы. Правильная и чёткая Ирина имела только одну странность: терпеть не могла, когда её называли по отчеству. Гордей, преодолев начальную неловкость, привык и теперь даже не мог вспомнить, как её там по батюшке… Кирилловна? Константиновна?

– Я весь – насквозь, – пояснил он. – Половинчатые меры не помогут. А трусов запасных я, как ты знаешь, с собой не вожу.

– Откуда мне знать? – удивилась Ирина. – Про твои трусы?

С чувством юмора у неё было не очень. Гордей не стал отвечать.

Его высадили у дома, и он пулей взлетел на пятый этаж, благоразумно решив, что замкнутое пространство лифта наедине с собой ему не выдержать.

– Кайса! – крикнул из коридора, – открой окно.