Евгения Райнеш - Явление прекрасной N

Дорогу среди снежных заносов расчистили, Нира вызывала технику, чтобы машины с необходимым оборудованием могли подъехать к «Лаки». Они обогнали фургон с ярким рисунком на боку. Реклама местного мясокомбината.

Неотложка проехала прямо к знакомому входу.

– Десятая бригада первой подстанции, наряд номер…

– Проходите, – сказал немолодой майор. – Хотя я вам и так скажу – труп. Умерла до нашего приезда. Осторожнее, ладно? Мы ещё не фотографировали, ждём специалиста.

Он казался смутно знакомым. Наверное, сталкивались где-то по службе.

Гордей отодвинул ленту, перегораживающую вход в «Лаки». Ещё вчера они сидели здесь, чувствуя себя юными, и все дороги этого мира вновь открывались перед ними.

Ирина замешкалась в машине, и он вошёл один.

Всё как вчера. Кроме…

Она лежала на животе, неестественно вывернув шею. Левую руку подвернула под себя, а правую выкинула за голову. Словно потягивалась спросонья. Золотистые волосы рассыпались по глухому, чёрному как ночь свитеру.

Гордей, только увидев положение её головы, понял, что она мертва. И по ощущению: это уже не было Нирой.

Остальное происходило на автомате, буднично и привычно. Просто ритуал освидетельствования смерти. Гордей присел возле трупа, сдвигая глухой ворот свитера, попытался нащупать пульс на сонной артерии. Приподнял одно веко кверху, затем второе.

«…пальпаторно пульс на магистральных венах и артериях не прощупывается, аускультативно – дыхание и сердцебиение не выслушивается…»

Но что-то казалось странным.

Голова Ниры вывернута странным образом, но сам череп не повреждён. На ногах и руках нет ни царапины. Ни единого признака травм внутренних органов.

Гордей поднялся, подхватывая ящик, и направился к выходу.

Кивнул скучающему у перил майору, посмотрел на часы:

– Смерть констатирована в пять сорок четыре.

Он не в состоянии вникать в особенности этого дела. По крайней мере, сейчас. Пусть занимаются судмедэксперты. Вернее, один конкретный эксперт.

– По полу не елозили? – осведомился майор на всякий случай.

Гордей выразительно посмотрел на него.

– Это я для порядка, – оправдался тот. – Что на первый взгляд?

– Перелом шейного отдела позвоночника. Скорее всего, пятого или шестого. Задохнулась. Но…

– Я думаю, – сказал майор, – её принесли сюда после того, как скинули откуда-то.

Гордей покачал головой:

– Внешних повреждений нет. Указывающих на насилие, я имею в виду.

– Док, ты чего? – удивился майор. – Ты её голову вывернутую видел?

– Это мог быть судорожный припадок.

– Не криминал?

– Более точно вам судмедэксперт скажет. Кстати, не в службу, а в дружбу… Отправишь труповозку в первую городскую?

Тот не стал спрашивать: с чего это такое особое отношение, просто одобрительно кивнул:

– Там хорошее судмедотделение.

Водитель – не Николаич, какой-то другой, незнакомый, они в последнее время менялись от смены к смене – куда-то делся, и Гордей с Ириной ждали в салоне.

Они видели в окно, как деловитые люди вынесли из обвитого потухшими лампочками входа большой чёрный мешок, положили в распахнутые задние дверцы прибывшей труповозки, забрались в неё и уехали. Следом отправились и полицейские.

Гордей всё смотрел и смотрел в окно на резко опустевший двор, исполосованный следами от колёс. Всё в нём ныло и жгло. Той болью, от которой нет таблеток и к которой невозможно привыкнуть. От бессилия. Воду не превратить в вино, мёртвых не воскресить…

Потом в голове стало слишком шумно. И душно. В совсем свежих воспоминаниях диско-зал «Лаки» колыхался светотенями и цветомузыкой. Незнакомые лица, откуда Нира собрала их всех за такой короткий отрезок времени?

– Скажи, – спросил он её, – Зачем ты вернулась? На самом деле?

Пахло кофе, коньяком, потом энергично двигающихся людей. А ещё лилиями, мхом, мокрой зеленью, землёй. Это уже от Ниры, странные духи…

В голове пронеслась подхваченная где-то и застрявшая строка:

– Если не о любви, дорогая Мэри, все разговоры о вечности – сущий бред.

Гордей завёз заявление на отпуск заведующему, и тот, ни слова не возразив, волшебным образом подписал его. С завтрашнего дня. Даже не возмутился такому скоропалительному решению. Наверное, вид у Гордея был совсем удручающий.

***

Кайса стояла на балконе пятого этажа и вдруг поймала себя на мысли, что ей очень хочется очутиться в парке, за рекой, невидимой из-за густо прилепленных друг к другу хрущёвок. Они сомкнули свои ряды с мрачным упорством стариков, которым терять нечего.