Екатерина Блынская - Змий Огнеярый. Мистический детектив

И Бушин, так и не спустившись на землю с железного коня, развернулся, оставив след на траве.

Марью уже ждали. Участковый заранее присылал из Хамово, мальчишку-почтальона предупредить старух, что к ним приедет пожить «собиратель»

Марионилла обрадовалась больше всех. Она улыбалась красивыми белыми зубами и стучала в ладоши.

– Цего, цего ты радуесся? – спросила Серафима беззубым ртом. – Цай, не паренок приедет, а снова баба, да ишо пытать будет день и ноць. Сказуй да сказуй ей про то, про сё… Про все уж сказано, а им все мало. Куды только складывают ту сказку!

Несмотря на то что Серафима уже не застала царя, она хорошо помнила детские годы и свою бабку, жившую при пяти «анператорах», четверых из которых она, судя по рассказам, знала лично. Нет, конечно, не могла знать, но ее разговоры глубоко врезались в память Серафимы.

Марья вошла на широкий двор с собственным колодцем, огляделась и подивилась, что все закоулки заросли травой. Три бешеных курицы сорвались и побежали, клохча, в сарай с оторванной серой дверью, движимой сквозняком.

– М-да… Молочка тут не промыслишь, – вздохнула Марья и увидела Мариониллу, вышедшую ей навстречу из сеней.

Девушка махала рукой и мычала, подзывая к себе.

– Иду, иду! Доброго вам утречка, – сказала Марья, ухнув, взвалила рюкзак на плечо и двинулась в дом.

Марья только в прошлом году, в сорок лет, стала понимать, что теряет силу. Медленно, словно по капле, выходит сила из прежде скорого, оборотливого тела. И ноги уже не такие быстрые, и руки не такие ловкие. Тянет уже больше к бумагам да книгам, к мелкому, бисерному труду – создать что-либо теплое, нужное. Научная деятельность давно принесла свои плоды в виде кандидатской, да только жить все равно приходилось в лишениях.

Зарплата была смешная, и Марья работала на трех ставках, пропадая зимой в институте, на кафедре, а летом – на выездах и в командировках. В выходные она не разгибая спины трудилась на даче, чтобы потом сэкономить на еде и больше денег потратить на книги.

У Марьи никогда не было семьи: в шесть лет она осталась сиротой и воспитывалась в детском доме. А там судьба свела ее с руководительницей фольклорной студии, которая и определила ей место в жизни. Это место оказалось и надежным, и певучим, и говорливым. Марья не скучала на работе и всегда спешила из дома в институт. Как большинство детдомовских, она редко болела и не боялась невзгод. Работа на выездах приносила ей невероятную радость.

Марья была маленького роста, чуть скошенная влево, словно ее куда-то всегда тянуло. Легкие рыжие барашковые волосы на голове она заплетала в худобедную косицу. Круглые голубые глаза смотрели с вечным близоруким вниманием. Маленький вздернутый нос, круглые, как хохломские ложки, уши, стоящие по обе стороны головы будто приклеенные, и большие руки делали ее совсем непривлекательной для противоположного пола. Но сколько в ней было стеснительности, скромности, благодушия и нерастраченной нежности, нельзя было передать словами, а она передавала голосом, пением. Когда Марья заводила на своих институтских «вечорах» старинные, заунывные русские песни, все опускали глаза, завидуя удивительному, невесть кем и за что данному ей таланту. Улыбалась она постоянно, натрудив себе улыбкой морщинки у глаз.

Может, за ее улыбчивость и приняла ее бабка Палладия с радостью, разместила в прирубе – на веранде – за тканой занавеской, которую Марья в первую голову и сфотографировала.

Старуха Серафима только пришла с источника, таща полведра воды. Она давно решила носить воду «по самуё смерть», в день понемногу – себе на питье, и таким образом проверяла состояние своего здоровья. Но как бы то ни было полведра приносила исправно.

Поставили самовар и по Марьиному предложению решили печь в поду большой русской печки, давно не мазанной, раскорячившейся на половину комнаты, лепешек из магазинной муки. Но пришлось оставить эту затею. Печь давно не выполняла основных своих обязанностей. Грели комнаты обогревателем, готовила Марионилла в мультиварке и на плитке. А печь просто занимала место, да и разобрать её было жаль и некому.

Марионилла сбегала в погреб за капусткой и грибами, и сели есть и чаевничать.

Марья сразу заметила, что капуста на сто процентов покупная, а грибы из магазинной банки, безудержно проквашенные уксусом.

– А грибы то? Сами собирали? – с опытом в лице спросила Марья и глянула на закивавшую по- лошадиному Мариониллу.