Все это было далеко.
Внезапный поворот событий за последние два дня совершенно сбил его с толку: сорванная командировка и знакомство с родителями, звонок Курта, чужой город и дом, а теперь ванильное гостеприимство, которое никак не вязалось с тревогами об Ивонн. Аарон поймал себя на мысли, что забыл, для чего он здесь.
Для чего?
Она тебе, что сестра? Или любовница?
Вчерашний наезд Маргариты превратился из оскорбления в жестокий довод против того, что между мужчиной и женщиной имеет право быть дружба.
Да. Детская клятва не имела значения. Здесь было что-то другое.
Аарон словно в тумане зашел в дом.
Часы тикали. Шел обратный отсчет.
Осознание момента застигло его в расплох, когда он спустя минуту закрылся в ванной, умыл лицо холодной водой и посмотрел на себя в зеркало.
Он был тем, кому предстояло решить уравнение Шредингера: Ивонн жива / Ивонн мертва.
– Мне очень жаль, дружище. – прошептал Аарон. – Думать надо было вчера. Теперь это больше не мысленный эксперимент.
Завтрак прошел в просторной, светлой гостиной с видом на сад, с елочками и пихтами. Тот же самый вид открылся из комнаты, куда Аарон и Лавров поднялись через пол часа.
– Окна на юго-восток, – сказал профессор, – а еще вот колокольчики. – он показал на китайские колокольчики в центре комнаты висящие прямо под люстрой. – Жена говорит, что живущие здесь поправляют свое здоровье, имеют успех в делах.
Аарон поставил чемодан у комода. В комнате пахло свежевыстиранным бельем, стопка полотенец на кровати напоминала пирамиду Гуимар со срезанной верхушкой, какие он видел в свою последнюю и пока единственную поезду на Канарские острова.
– И что, это действительно так?
Марк Лавров отдернул штору и открыл окно. За кирпичным забором простирался соседний внутренний двор с бассейном и шезлонгами. Он повернулся к Аарону и поправляя очки, сказал:
– Да, кто ж его знает, – он пожал плечами и хихикнул. – Жена мне тут спать не разрешает. Говорит здесь особенная энергетика. Ну… знаете, эзотерические причуды. Но я доволен, слава небесам, своим здоровьем, а остального дома мне вполне хватает. Тем, более… – тут Лавров прищурился и посмотрел в сторону большого письменного стола. – Надеюсь, вам тут понравится.
– Я тоже – ответил Аарон.
Он оглядел комнату. Разноцветная мандала на стене обещала ему вечера с глубокими погружениями в подсознательное. Он сделал себе пометку, если конечно поиски Ивонн не увенчаются успехом, чуток помедитировать перед сном и попросить у нее совет, и тогда быть может все что ему потребуется он увидит во сне. Он хотел сказать, что ему здесь уже нравится, но еле сдержался, поскольку впечатление от жилища профессора и его обворожительной молодой жены, оглушло его, как внезапно материализовавшаяся мечта. Радость за других – хороший знак, говорящий о психическом здоровье и правильном отношении к жизни. Но тут было что-то другое. За последний час он успел обрасти вопросами.
Кто эти люди?
Почему, имея хороший достаток и большой дом, они вместо того, чтобы обзавестить детьми приглашают жить посторонних людей?
Что в остальных комнатах?
Аарон постарался скрыть тревоги и с довольным видом покачал головой, но перед тем, совершенно не кстати в памяти возник леденящий кровь эпизод фильма «Психо».
Жилище КАЗАЛОСЬ великолепным.
– Что ж. Я вас оставляю. – Марк Лавров остановился за порогом и взялся за ручку двери. – Ванна и туалет за соседней дверью. Кухня и все что в ней, в вашем распоряжении, в любое время. Не стесняйтесь. И… – он ехидно улыбнулся, и поднял вверх указательный палец.
– Чувствуйте себя как дома, – закончил за него Аарон. Его посетила уверенность, что это прозвучало уместно.
Профессор показал большой палец.
– Совершенно верно, юноша. – сказал он. – Здесь ваш дом, на ближайшую неделю. Вы нам нравитесь. Не мучайте себя догадками. Смотрите на это, как на маленькую причуду заскучавших провинциалов. И кстати, – тут он угадал мысли Аарона, показал на засов, и у того, сразу полегчало на душе. Профессор определенно был человеком юмором. – Дверь комнаты закрывается изнутри. Не забудьте об этом, до того, как ляжете спать.
Секунду до Аарона доходил смысл этих слов, ведь выражение лица профессора ровно столько времени оставалось серьезным, сколько потребовалось чтобы ретироваться и скрыть сарказм. Однако ему пришлось повернуться и выдернуть край свитера, который он защемил дверью, и они не могли удержаться от широких улыбок, едва не переходящих в смех.
Читать дальше