Array Коллектив авторов - Английский детектив. Лучшее за 200 лет (сборник)

Конечно, ситуация вышла ужасно щекотливая, разносилась куча слухов; но даже тогда мы не могли поверить, что это сделал Кричтон. Слишком уж он респектабельный. Это как подозревать епископа в том, что тот спер молитвенники. Главным образом мы считали, что, проснувшись и обнаружив пропажу, он помчался за грабителями и был убит, а тело его бросили в речку. Некоторые ребята даже предлагали начать поиски.

Правда, в конце концов все выяснилось, не считая того, куда он подевался. Понятия не имею, был ли он дворецким, который пристрастился к воровству, потому что это просто, или грабителем, занявшимся работой дворецкого, потому что это удобно; но в любом случае полиция заявила: он был именно грабителем. А я думаю, что, должно быть, он был настоящим дворецким – настолько хорошо у него это получалось, хотя другие говорили, он простой официант. Такие вот дела. Он наверняка положил глаз на серебро, когда пытался устроиться на службу в Подворье, а за работу в школе взялся только потому, что она была рядом с «хавирой» (я уверен, что именно так преступники называют места, которые собираются обокрасть), и даже почти уверен, что он знал: Фишер частенько «одалживал» Мартина. То, что настоящий дворецкий назюзюкался, могло быть и просто совпадением, и хитроумным планом.

Короче, первым делом полиция обыскала вещи, которые Кричтон бросил в школе, а их оказалось немного. Конечно, найти «хабар» они даже не надеялись, но, видимо, думали обнаружить какие-нибудь бумаги или письма, которые смогут навести на мысль, где его искать. И, кажется, не смогли. Потом они обыскали округу, уверенные, что со всем награбленным он не мог уйти незамеченным, а попросту закопал серебро где-нибудь да залег на дно, дожидаясь, пока выпадет оказия забрать его.

Разумеется, в «Вестнике» вовсю об этом писали, и говорили, что у полиции есть несколько версий, их активно разрабатывают, собираются вскоре обнаружить преступника, который, как им казалось, был членом банды. Но Клинкерс сказал: старый Фишер (настоящий янки) заявил его отцу, что английская полиция, особенно из Эбботтс Дрейтон, – простофили каких свет не видывал и серебра ему не видать как своих ушей. А когда прошло три недели и никто ничего не нашел, мы решили, что он в чем-то прав – а именно, насчет серебра.

В общем, из-за кражи мы почти позабыли о лимериках, но расследование застряло и они снова выплыли наружу: все же лимерики – такая штука, за которой можно скоротать вечерок, если домашка стоит уже поперек горла. Как-то ночью я пошел во второй кабинет – взять ненадолго парочку компасов – и обнаружил там Саммерса и Бланшара. Они читали письмо от Джимми Брауна, с которым жили в одной комнате.

Кажется, я не упоминал об этом: пока Джимми лежал в лазарете после того, как на него сверзился Эванс, ему пришла телеграмма, что отец болен и нужно вернуться домой.

Короче, в этом письме был лимерик о тайной комнате, которую он вроде бы нашел за пару дней до того, как попал в лазарет. Он вовсю похвалялся своим открытием, но так и не сказал, где эта комната, хотя в письме оставил намек. Вот что он написал:

Тот, кто хочит обнаружить тайную комнату, о которой знают Джеймс Кейт Браун и кое-кто еще, должен сначала разгадать Таинственный Криптограмм, в котором зашефрована улитка к разгадке.

Здесь три этажа да и комнат немало.

Дверей же четыре всего насчитали.

Кто историю учит,

Ответы получит.

С01672,

Саммерс сказал:

– Ясно, почему старина Джимми не выиграл приз за лимерики. Глянь только на правописание. Спутал криптограмму с килограммом. – И тут же прочитал мне свой лимерик, который сочинил о килте [111]Тедди Стюарта, совсем неплохой, но мне показалось, что и лимерик Джимми неплох, особенно то, как он закончил последнюю строчку. Бланшар, француз, все потирал лоб и говорил:

– Это ош-шень смешноу. Ош-шень смеш-шноу. Но что это знаш-шит?

Саммерс сказал:

– Ну, он говорит, что тут подсказка, где это место находится, так что, кажись, это что-то должно значить.

Но я не был уверен в этом, потому что Джимми – тот еще шутник.

Мы какое-то время немного пообсуждали записку, однако ничего не прояснили. Ясно было только, что дом, где три этажа и всего четыре двери (мы решили, что Джимми говорил о наружных дверях), – это Башни Пенрина, ветхий заброшенный дом, в котором мы играли, когда снаружи лило как из ведра. Деревенские называли его «Дурью Пенрина», а еще там были большие подземные конюшни, куда спускалась пологая дорожка, и порой люди ходили туда посмотреть их. Мне нужно было доделать геометрию, так что я не мог все бросить: просто переписал лимерик (вот он, у меня).