Матильде Асенси - Последний Катон

Мы взвесили вероятность, что для того, чтобы выйти отсюда, нужно было перетащить эти огромные тяжелые камни, потому что осужденные на первом уступе отбывали за свою гордыню именно это наказание, но пришли к выводу, что это невозможно, поскольку вес каждого из этих валунов превышал наш собственный, пожалуй, в два или три раза. Так что мы были в ловушке, и если мы не найдем разгадку в ближайшем будущем, тут мы и останемся на корм червям.

Пропавшая было на несколько часов головная боль вернулась ко мне с еще большей силой, чем раньше, и я знала, что она вызвана усталостью и недосыпанием. У меня не было сил даже зевнуть, но у профессора они были, и он все чаще и чаще широко разевал рот.

В церкви было холодно, хоть и теплее, чем у воды, поэтому мы принесли все факелы, которые смогли собрать, в одну из часовен и уложили их на полу, как костер. Благодаря этому небольшой уголок нагрелся достаточно, чтобы мы могли пережить эту ночь, но окружение наблюдавших за нами глазниц не совсем отвечало моим представлениям об уютной спальне.

Фараг с капитаном завязали долгий спор о гипотетической природе испытания, которое мы должны были пройти и которое, конечно, заключалось в том, чтобы открыть каменные створки шлюза. Проблема была в том, как это сделать, и вот в этом-то вопросе они и не могли прийти к согласию. Я не очень хорошо помню этот разговор, потому что находилась где-то между сном и бодрствованием, витая в освещенном огнем эфире в окружении что-то нашептывавших мне черепов. Потому что черепа говорили… или это мне снилось? Не знаю, наверняка это так, но дело в том, что мне казалось, что они говорят или насвистывают. Последнее, что я помню перед тем, как провалиться в глубокую кому, это то, как кто-то помог мне улечься и подложил мне под голову что-то мягкое. Потом — ничего до того, как я на секунду приоткрыла глаза (наверное, отдых был не очень сладок) и увидела, что Фараг спит рядом со мной, а капитан совершенно погружен в чтение Данте при свете костра. Должно быть, прошло не много времени, как меня разбудил возглас. Тут же раздался второй и третий, пока я не вскочила в испуге и не увидела, что высокий, словно греческий бог, Кремень стоит на ногах, подняв руки вверх.

— Нашел! Нашел! — в восторге кричал он.

— Что случилось? — сонно спросил Фараг. — Который час?

— Вставайте, профессор! Вставайте, доктор! Вы мне нужны! Я что-то нашел!

Я посмотрела на часы. Было четыре утра.

— Господи! — всхлипнула я. — Мы что, больше никогда не сможем проспать шесть-семь часов подряд?

— Слушайте внимательно, доктор, — загремел Кремень, набросившись на меня, как природные стихии: — «Я видел — тот, кто создан благородней…», «Я видел, как перуном Бриарей…», «Я видел, как Тимбрей, Марс и Паллада…», «Я видел, как Немврод уныло сел…». Что скажете, а?

— Это же первые стихи терцетов, где описываются барельефы? — спросила я Фарага, который непонимающе смотрел на капитана.

— Но это не все! — продолжал Глаузер-Рёйст. — Слушайте: «О Ниобея, сколько мук ужасных…», «О царь Саул, на свой же меч упав…», «О дерзкая Арахна, как живую…», «О Ровоам, ты в облике таком…»!

— Фараг, что с капитаном? Я ничего не понимаю!

— Я тоже, но давай дослушаем, к чему он клонит.

— И наконец, на-ко-нец… — подчеркнул он, размахивая в воздухе книгой, а потом снова открывая ее: — «Являл и дальше камень изваянный…», «Являл, как меч во храме занесен…», «Являл, как мщенье грозное творимо…», «Являл, как ассирийский стан бежит…». И теперь внимание! Это очень, очень важно. С 61-го по 63 стих песни:

— Это строфы акростиха! — воскликнул Фараг, выхватывая книгу из рук капитана. — Четыре строфы начинаются словами «Я видел», четыре — междометием «О!» и четыре — словом «Являл» [29] По-итальянски: «Vedea», «O», «Mostrava». — Примеч. пер. .

— А последний терцет, про Трою, который я прочитал вам целиком, — это ключ!

У меня сильно болела голова, но я смогла понять, что происходит, и даже раньше их связала эти строфы акростиха с загадочным словом, которое Фараг нашел на качающейся плите и которое заставило нас троих на нее ступить: «VOM».

— Что может значить «Vom»? — спросил капитан. — Какое-то значение тут есть?

— Есть, Каспар, есть. Кстати, это напоминает мне о нашем друге отце Бонуомо. Тебе не напоминает, Оттавия?

— Я уже об этом подумала, — ответила я, с трудом вставая на ноги и потирая лицо руками. — И именно поэтому не знаю, сколько бедных людей, желавших сделаться ставрофилахами, утратили жизни, пытаясь одолеть эти испытания. Надо быть просто рысью, чтобы разглядеть столько тонких намеков.