Матильде Асенси - Последний Катон

— Откройте, — внезапно приказал мне монсеньор Турнье.

Я повернулась к кардиналу Колли, ища у него поддержки, но его взгляд блуждал где-то под столом. Профессор Босвелл снял очки и вытирал их краем куртки.

— Сестра Салина, — снова нетерпеливо окликнул меня монсеньор Турнье, — я только что сказал вам открыть сверток. Вы что, меня не слышали?

Мне ничего не оставалось, как повиноваться. Не время было ломаться и прислушиваться к голосу совести. Белое полотно оказалось сумкой, и как только я ослабила ее завязки, показались уголки древнего кодекса. Я не верила своим глазам… Мое волнение усиливалось по мере того, как я вытаскивала тяжелый фолиант. Наконец в моих руках оказался толстый и основательный византийский манускрипт примитивной квадратной формы с деревянными крышками переплета, обтянутыми тисненой кожей, на которой виднелся рельеф семи крестов монастыря Святой Екатерины (два столбца по три креста по обе стороны обложки и один внизу, замыкая нижний ряд крестов), монограмма Константина в центральной верхней части, а под ней — греческое слово из семи букв, содержащее в себе, похоже, ключ ко всей истории: ΣΤΑΥΡΟΣ («Крест»). Пока я глядела на все это, моя голова опустела, как яичная скорлупа, а руки начали дрожать так сильно, что я чуть не уронила кодекс на пол. Я попыталась взять себя в руки, но не смогла. Наверное, по большей части причиной этого была жуткая усталость, которую я испытывала, но монсеньору Турнье пришлось вырвать у меня рукопись, чтобы обеспечить ее сохранность.

Помню только, что в тот момент я услышала нечто, крайне меня удивившее: капитан Глаузер-Рёйст впервые рассмеялся.

Понятно, что не в наших силах воскрешать мертвых, потому что это чудотворное умение находится лишь в Божьей руке. Но хотя мы не можем заставить кровь снова бежать по венам, а мысль вернуться в безжизненный мозг, мы можем восстановить краски, стертые временем с пергамента, и таким образом восстановить идеи и мысли, записанные кем-то на велени. Мы не способны сотворить чудо и оживить мертвое тело, но можем совершить волшебство и пробудить дремлющий дух, погруженный в летаргический сон внутри средневекового кодекса.

Как палеограф я была в состоянии прочесть, дешифровать и интерпретировать любой древний рукописный текст, но я никак не могла угадать, что было написано на этих жестких, полупрозрачных, пожелтевших листах пергамента, буквы на которых века растворили до практически нечитаемого состояния.

Кодекс Иясуса, как мы решили назвать в честь нашего эфиопа выкраденный Глаузер-Рёйстом и Босвеллом из монастыря Святой Екатерины манускрипт, находился в совершенно плачевном состоянии. По словам капитана, исследовав библиотеку монастыря в течение пары дней, они с профессором наткнулись в углу, рядом с кучей дров, которыми монахи пользовались, чтобы согревать помещение в холодные зимние месяцы, на корзины с выброшенными пергаментами и папирусами, которые использовали для разведения и раздувания огня. Чтобы отвлечь отца Сергия, пока Глаузер-Рёйст исследовал содержимое этих корзин, профессор Босвелл принес в библиотеку бутылку наилучшего египетского вина «Омар Хайям», роскошное наслаждение, доступ к которому имеют лишь немусульмане и туристы (как всегда предусмотрительный, профессор привез с собой из Александрии несколько бутылок, чтобы подарить их архиепископу Дамиану в подарок при прощании в знак благодарности). Довольный таким подношением отец Сергий в ответ подарил профессору другую бутылку вина, которое изготовляли в монастыре, и, пока суд да дело, оба напились до чертиков, весело запели старые египетские песни (до того, как постричься в монахи, отец Сергий был матросом) и встретили вновь появившегося после долгого отсутствия Глаузер-Рёйста, который к тому времени прятал на спине под рубашкой кодекс Иясуса, радостными возгласами.

Как рассказывает капитан, кодекс был в одной из корзин с мусором, под грудой отдельных страниц, рваных свитков и других кодексов, отложенных монахами на растопку из-за плохой сохранности, как в случае в нашим манускриптом, либо из-за незначительной ценности. Глаузер-Рёйст сказал, что, когда он увидел тиснение на переплете кодекса, стерев рукой толстый слой пыли и грязи, он так вскрикнул от удивления, что решил, что разбудил всю общину монастыря Святой Екатерины. К счастью, даже находившиеся поблизости отец Сергий и профессор Босвелл ничего не услышали.

На следующий день с восходом солнца они покинули монастырь. Но монахи о чем-то догадались, увидев похмелье отца Сергия, потому что, не доезжая нескольких километров до Каира, когда уже почти смеркалось, зазвонил сотовый телефон профессора Босвелла, и оказалось, что это секретарь Его Святейшества Стефана II Гаттаса, который сообщил, что им нельзя въезжать в город, вообще ни в один город Египта, а следует как можно скорее по второстепенным дорогам направиться на запад, в сторону Израиля, чтобы постараться пересечь границу и скрыться от полиции, поскольку архиепископ Синайский, настоятель Дамиан, заявил о возможной краже манускриптов двумя мошенниками, напоившими библиотекаря.