В 1844 году в библиотеку монастыря допустили немецкого исследователя, и он обнаружил там знаменитейший Синайский кодекс, самую древнюю известную полную копию Нового Завета, датированную ни много ни мало IV веком. Конечно, этот немецкий исследователь, некий Тишендорф, кодекс украл и продал его Британскому музею, где он и находится с тех пор и где я имела возможность жадно лицезреть его несколько лет назад. И я говорю, что лицезрела его жадно, потому что в то время в моих руках находился его возможный близнец, Ватиканский кодекс того же века и, возможно, того же источника. Параллельное изучение обоих кодексов позволило бы мне провести одно из важнейших палеографических исследований за всю историю. Но это было невозможно.
К концу дня у нас была обширная и интереснейшая подборка документов о любопытном православном монастыре, но мы все еще не выяснили, какая связь может существовать между шрамами нашего эфиопа тридцати с небольшим лет и юго-западной стеной монастыря Святой Екатерины, возведенной в VI веке.
Мой мозг, привыкший быстро синтезировать информацию и добывать важные данные из любой путаницы документов, уже создал сложную теорию на основе повторяющихся элементов этой истории. Однако поскольку предполагалось, что основная ее часть мне неизвестна, я не могла поделиться своими мыслями с капитаном Глаузер-Рёйстом, хотя мне хотелось бы знать, пришел ли он к таким же заключениям. Я сгорала от желания задавить его моими выводами и доказать, кто тут самый умный и самый толковый. На следующей исповеди отцу Пинтонелло придется наложить на меня очень суровое покаяние за гордыню.
— Чудесно, все закончено! — вырвалось у Глаузер-Рёйста в конце вечера, когда он захлопнул лежавший перед ним толстый том по архитектуре.
— Что закончено? — поинтересовалась я.
— Наша работа, доктор, — заявил он. — Все.
— Все? — пробормотала я, выпучив глаза от удивления. Я, конечно, знала, что рано или поздно моя роль в этой истории кончится, но мне ни на секунду не приходило в голову, что в такой интересный момент нашего исследования меня одним махом выбросят из игры.
Глаузер-Рёйст посмотрел на меня с тем скудным сочувствием и пониманием, на которые была способна его каменная природа, будто между нами за эти двадцать дней выросли таинственные нити доверия и товарищества, о которых я не подозревала.
— Мы закончили порученную вам работу, доктор. Больше вы ничего не можете сделать.
Я была так растеряна, что не могла вымолвить ни слова. В горле у меня образовался комок, мало-помалу разраставшийся так, что я не могла дышать. Глаузер-Рёйст внимательно смотрел на меня. Я знала, что он видит, как я бледнею до невозможного, и через секунду решит, что я падаю в обморок.
— Доктор Салина, — вымолвил сбитый с толку швейцарец, — с вами все в порядке?
Со мной было все в порядке. Просто мой мозг работал на полную катушку, и остатки энергии и крови моего парализованного организма были сосредоточены в серой массе, которая готовилась к броску к цели.
— Как это я ничего больше не могу сделать?
— Простите, доктор, — пробормотал он. — Вы получили задание, и мы его уже выполнили.
Я открыла глаза и решительно взглянула на него:
— Почему вы отстраняете меня, капитан?
— Монсеньор Турнье уже сказал вам это, доктор, еще до начала работы… Разве вы не помните? Ваши палеографические знания были необходимы, чтобы разобраться в знаках на теле эфиопа, но это только малая часть текущего расследования, охвата которого вы даже не можете себе представить. Я ничего не могу рассказать вам, доктор, но, хоть я и сожалею, вам придется оставить это исследование и вернуться к своей обычной работе, постаравшись забыть то, что произошло за последние двадцать дней.
Ладно. Играем в «или пан, или пропал». Конечно, это рискованно, но когда сталкиваешься с такой могущественной и непоколебимой иерархической структурой, как католическая церковь, то или спасаешься, или попадаешь на арену цирка ко львам.
— Капитан, осознаете ли вы, — четко проговорила я, чтобы он не упустил ни малейшего слова, — что Аби-Рудж Иясус, наш эфиоп, не более чем маленький винтик в большой машине, которая по какой-то причине была запущена в ход, чтобы выкрасть священные реликвии Креста Господня? Вы понимаете, капитан, — Господи, как подталкивало меня отчаяние так чеканить слова! Я походила на древнего актера греческого театра, обращавшегося к богам, — что за всем этим может стоять только религиозная секта, которая считает себя наследницей традиций, уходящих корнями в эпоху зарождения Восточно-Римской империи, Византии и к императору Константину, мать которого, святая Елена, не только приказала возвести базилику Святой Екатерины на Синае, но и отыскала истинный Крест Господень в 326 году?
Читать дальше